Виталий Гладкий - Копье милосердия

Купец снова потянул к себе кувшин с квасом, выпил и сплюнул: все-то не так у этих басурман! Квас поставить не могут толково. Кислятина. Ни резкости, ни вкуса медового. Трифон прислушался. За стенами караван-сарая трещали сверчки, фыркали кони возле коновязи, где-то лениво брехали псы, храпели конюхи, которым не положено ночевничать под крышей; на улице стояла теплынь и они спали кто на возах, а кто просто на охапке сена, подложив под голову потник.

Кабы домой сейчас, в постель мягкую, пуховую, да чтобы жонка рядом… Эх, далека ты, земля милая, Русская!

Повздыхав немного, Трифон истово поцеловал нательный крест, подлил масла в светильник, потянулся до хруста в костях, бросил взгляд на Юрия Грека, который спал, разметавшись в постели как дите малое, и продолжил свои труды:

«Повесть о Царьграде. Царьград каменной велик, стоит меж двух морей — Чернаго и Белаго, кабы на стрелице. На двух стенах у него от моря семь врат, а на третьей стене от поля — четверо врат; пристанище корабельное против больших врат с Белаго моря. И если от врата пойти прямо улицею до торговища на площади, то на площади стоит столп червленый — багров, велик и высок, а под ним много чудесных мощей. Верные люди сказывают, что столп поставил царь Константин Флавиян и святых мощи под тот столп положил, да под ним же и Ноева секира, чем делал он ковчег. На том же столпе стоял ангел божий и держал в руце своей скипетр, хранил им Царьград. Но Божьим повелением за грехи рода человеческого пришли турки под град и по велению Божию тот образ архангелов поднялся на небо. Турки же взяли град и ныне в нем царствуют. А против того столпа храм велик, Софеи Премудрости Божия, и служит в нем Цареградский патриарх. Звону нет, потому что отнял турской царь, а за храм и за службу патриарх дает великий откуп каждый год золотыми; а в иных монастырях старцы тоже откупают божественное пение…».

На постели зашевелился Юрий. Приподнявшись на локте, он бессмысленно уставился на Трифона невидящими глазами, а затем его веки закрылись, голова упала на подголовник, обитый толстой кошмой и обтянутый изрядно потертой тафтой, и Грек снова захрапел. Купец посмотрел в его сторону и по-отечески улыбнулся; все-таки сладили они дело до отъезда, и теперь Юрий стал зятем, полноправным членом семьи Коробейниковых.

«А еще многая народы живут под турским царем: люди аравийские, люди аравийские халдейского языку, люди амилицкие, трухменские люди, курты, греки, арнаутские люди, болгары, серпы, русские люди, христианские люди уненгерской земли, а еще мунтяны и валахи…».

И тут Трифона словно что-то укололо под сердце. Он вздрогнул и посмотрел на крохотное зарешеченное оконце, возле которого сидел и где стоял туалетный столик, приспособленный Коробейниковым под письменный. Прямо на купца из чернильной темени смотрели чьи-то большие глаза. В них отражался огонек светильника и они казались зенками какого-то дьявольского создания.

«Изыди!..», — прошептал непослушными губами купец и перекрестился. Наваждение исчезло. Трифон осторожно выглянул в оконце, которое не было застеклено, но увидел лишь большой фонарь над воротами караван-сарая, служивший маяком для путников.

«Старики-разбойники» исчезли, как в воду канули. Глеб проснулся поздно, — до двух часов ночи проторчал за компьютером, читал новости и прочую чепуху, которой хватало в Интернете, — и когда зашел на кухню, то увидел две чашки с остатками кофе на донышках и огрызки бутербродов. Похоже, интернациональная бригада романтиков от подпольной археологии куда-то сильно спешила, с иронией подумал Тихомиров-младший. Подумал и тут же переключился на другое — нужно помыть свою БМВ; вчера у него не хватило ни сил, ни желания загонять машину в гараж и она неприкаянно стояла рядом с мастерской.

Мастерская была идеей отца — собственно, как и все оборудование в доме. Николай Данилович оснастил ее современными малогабаритными станками, и теперь различные приспособления для выходов в «поле» они делали сами, так же, как и мелкий ремонт своих авто. Мастерскую отец задумал не ради экономии средств, а потому, что любил ковыряться с железками, чего нельзя сказать про Глеба.

День пролетел незаметно. Заботы у Глеба наличествовали чисто холостяцкие: отвез белье в стирку, отправил в химчистку ковры, потому что от пыли они стали тяжелее вдвое, съездил на Колхозный рынок и прикупил свежих овощей, фруктов и свиную вырезку.

Рынок называли Колхозным по инерции. Уже и колхозов давно нет, и фермеры числились лишь в отчетах чиновников, и только частники по-прежнему продолжали кормить горожан со своих мизерных земельных наделов. Но больше всего было приезжих азербайджанцев. Они оккупировали все самые «денежные» места на рынке и правили бал, как у себя в Баку. Глеб невесело улыбался — такое впечатление, что пора переименовывать «Колхозный» в «Каза-базар». Ему приходилось бывать в столице Азербайджана, и он знал, что так называется центральный бакинский рынок.

Весь следующий день Глеб занимался реставрацией находок. Это было многотрудное, но увлекательное занятие. Когда темная невзрачная железка на глазах превращалась в изящное произведение ювелирного искусства, сияющее на темной поверхности лабораторного стола, словно звезда на небосклоне, Глеб испытывал ни с чем не сравнимое чувство. Наверное, так мать любуется своим новорожденным дитем, как он отреставрированным раритетом.

Об отце он вспомнил только вечером. Глеб поискал его записку, но не нашел, что очень удивило Тихомирова-младшего — обычно отец сообщал, где будет находиться. Наверное, по запарке забыл нацарапать пару слов, решил Глеб. Он набрал номер мобильного телефона Николая Даниловича с надеждой услышать его голос, но в ответ раздалось: «Абонент недоступен». Чертыхнувшись, Глеб спустился в гараж и определил, что отец уехал не на своей новой машине, а на его видавшем виды «бычке» — УАЗ-469-багги, верном «Росинанте» для дальних поездок в «поле». Глеб усовершенствовал «уазик», и теперь не боялся никаких дорожных коллизий, потому что машина стала как мини-БМП. Только «броня» потоньше.

«И куда это батя рванул? — встревоженно думал Глеб. — Ох, не нравится мне все это… Похоже, отца совратил на «подвиги» пан доктор. Что они задумали?». Увы, ответ на этот вопрос никто не мог ему дать. Помыкавшись в тревоге часа два, он выпил рюмку коньяка, сварил себе кофе и уселся за компьютер.

На этот раз Тихомиров-младший решил не читать «желтую» прессу и новости, от которых при регулярном посещении новостных сайтов можно стать душевнобольным, а покопаться в архивах, доступных сети Интернет. У него уже вызревал план выхода в «поле» на следующий год, но для этого нужна солидная подготовка. Глеб причислял себя к редкому среди «черных» археологов кабинетному типу кладоискателей. Он не любил по-дурному, на авось, ковыряться в земле, а всегда бил точно в цель благодаря архивному поиску.