Виталий Гладкий - Вечный хранитель

Где может находиться Десница Господняя? В Раненбургской крепости? Там князь Сергей Долгоруков вместе с семейством находился в ссылке с 1730 по 1736 год. Нет, это вряд ли. В рапорте гвардии подпоручика Петра Румянцева, который арестовал князя, указывалось, что обыск в сельце Фоминки, где на тот момент проживал Долгоруков, был произведен весьма тщательно и, кроме наличности в сумме 8125 рублей, ничего не дал. И уж тем более скрупулезно были досмотрены все вещи, которые семейство князя взяло с собой в Раненбург.

Или в рязанской деревне Корино — любимом месте летнего отдыха князя Сергея? Там у него была усадьба, но ее конфисковали. Место не очень надежное для тайника, в котором могли храниться фамильные драгоценности, и весьма отдаленное. А жена князя, Марфа Петровна, дочь вице-канцлера Шафирова, весьма симпатичная особа, любила блистать на царских балах во всеоружии. Значит, тайник в Петербурге! Скорее всего. У князя был дом и в Москве, но Марфа Петровна не очень привечала старую столицу и бывала там редко.

«Если тайник здесь», — размышлял Сен-Жермен, значит, он находится в доме князя на Мойке, возле здания Конюшенного ведомства. Дом опечатан и стоит пустой. На него наложила лапу царская казна. Но ведь никто не запрещает поселиться там временно, взяв дом в аренду. Граф Сен-Жермен имеет полное право попросить себе такую привилегию. И мотив вполне достоверный — ему надоели гостиничные номера. Даже в таком приятном заведении, как герберг Петера Милле. А за ценой он не постоит.

Но все упиралось в Остермана. Только он мог дать соизволение на аренду дома князя Долгорукова. Или сама императрица. Однако до нее высоковато добираться, да и негоже обращаться к владетельной персоне с такими пустяками. Остерман находится пониже, но он забрался в свою скорлупу и оттуда его никак не выковыряешь. Дать взятку? Не возьмет. Другой бы на его месте взял, но только не Остерман.

Что ж, остаются обходные пути. Они длиннее, но надежнее. И главное, на непредвзятый взгляд, вполне приличные. Ведь взятку нужному человеку можно дать и не напрямую, а опосредованно. Например, проиграть в карты крупную сумму.

Граф выяснил, что Остерман был поклонником карточной игры. Скорее всего, потому, что картами сильно увлекалась и сама Анна Иоанновна. Обычно он играл в «фараон» или «кинце». Правда, первый кабинет-министр очень не любил проигрывать и, когда случался такой конфуз, он места себе не находил. При этом удачливый соперник по карточной игре на некоторое время становился его личным врагом. «Что ж, притворимся болваном», — улыбнувшись, подумал Сен-Жермен.

Его размышления прервал Густав. Он вошел в гостиную без стука и сказал:

— Милорд, к вам господин… э-э… Педрилло [58] Педрилло (Pedrillo) Пьетро-Мира — неаполитанец; в начале царствования Анны Иоанновны прибыл в Петербург для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере. Но затем записался в придворные шуты и вскоре сделался любимцем императрицы и ее неизменным карточным партнером. Нажив состояние, после смерти императрицы возвратился на родину. . — И тут же добавил, виновато отводя взгляд: — Он так представился… — Густав не только хорошо знал русский язык, но вдобавок и некоторые его смысловые нюансы.

Граф рассмеялся и ответил:

— Зови. И пусть нам подадут фруктов и хорошего вина. По-моему, в винном погребе господина Милле есть превосходный тентин [59] Тентин — сладкое андалузское вино Испании. . Он хранит его для особых случаев, но скажи ему, что я настоятельно попросил. Уверен, он не откажет. Думаю, что господину Педрилло это вино придется по вкусу. Он любитель сладкого.

Густав, поклонившись, вышел, и спустя считанные секунды перед графом предстал и сам Педрилло, любимый шут Анны Иоанновны.

Повстречайся он графу на улицах Петербурга, Сен-Жермену и в голову не пришло бы, что этот франт исполняет при дворе шутовские обязанности. Шут был в белоснежной рубашке с кружевными манжетами. Разрез на груди украшали кружевные оборки — жабо. Поверх белого камзола из шелковой ткани, украшенного вышивкой, он надел красный бархатный кафтан, пошитый в талию. Рукава кафтана были с широкими, почти до локтя, темно-синими обшлагами. Борта кафтана и обшлага украшало серебряное шитье и пуговицы из позолоченного металла. Узкие панталоны-кюлоты застегивались на пуговицы, а ноги шута обтягивали белые шелковые чулки, которые носила только знать.

Что касается обуви, то низкорослый Педрилло предпочитал украшенные серебряными пряжками башмаки на высоком каблуке. На голове у него был напялен белый напудренный парик, а лицо густо нарумянено. В руках он держал трость и шляпу-треуголку, украшенную перьями.

И тем не менее, несмотря на внешний лоск, присущий людям знатным и вполне обеспеченным, черты лица шута выдавали в нем низменную, корыстную натуру. Граф заметил, что при виде золотой табакерки, украшенной четырьмя крупными рубинами, которая лежала на столе, черные глаза Педрилло вспыхнули поистине дьявольским огнем.

Мысленно торжествуя, — кажись, рыбка сама идет на приманку! — Сен-Жермен поднялся и ответил на приветствие шута вежливым поклоном.

— Прошу вас, мсье… сюда, — указал он на кресло возле ломберного стола, накрытого белой скатертью. — Я чрезвычайно признателен вам за то, что вы отнеслись благосклонно к моему приглашению.

— Милорд, к чему такие реверансы? — несколько развязно ответил шут. — Разве я мог не прийти на встречу с самим графом Сен-Жерменом? Мои потомки этого мне не простили бы. Ваша слава бежит впереди вас.

— Помилуй бог, о чем вы? — фальшиво удивился граф. — Моя незначительная персона не идет ни в какое сравнение с личностью приближенного русской императрицы.

— Ну-ну, милорд, не нужно скромничать… — Шут ухмыльнулся. — Человек, принятый во всех европейских дворах, дипломат, композитор, художник, скрипач, выдающийся алхимик никак не может быть незначительной персоной.

«Не прост, сукин сын, далеко не прост… — думал граф, изображая смущение. — Ай да итальяшка, ай да паяц! Кто же это внес ему в уши мои биографические подробности? Неужто сама императрица заинтересовалась мной и навела справки через дипломатическую службу? Тогда понятно, откуда ветер дует…»

— Это всего лишь таланты, которыми наградил нас Господь, — ответил граф. — Должен вам сказать, мсье, что я как скрипач вам и в подметки не гожусь. Люди, которым посчастливилось слушать ваши концерты, в восхищении.

— Я думаю, они преувеличивают… — Теперь уже шуту пришла очередь смутиться; тем не менее, грубую лесть Сен-Жермена он принял за чистую монету.

— Не буду настаивать, — сдался граф. — Но этим людям я верю, они понимают толк в музыке…