Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)

У роялистов погиб шевалье де Ларнаш, сраженный ударом ножа в сердце, а Андре-Луи наконец угомонили ударом дубинки по голове, и теперь он лежал без движения. Четверо других к моменту подхода патруля исчезли бесследно.

Их побегу немало способствовало то обстоятельство, что сержант патруля, не успев хоть сколько-нибудь разобраться в ситуации, приказал своим солдатам окружить нарушителей спокойствия, а гражданин Симон, представший перед ним, еще не вполне оправился от удара и соображал весьма туго. В первую минуту вся его умственная деятельность сосредоточилась на ответе сержанту, который потребовал удостоверения личности. Сапожник протянул ему карточку, и тот принялся внимательно изучать документ.

– Что вы здесь делали, гражданин Симон?

– Что я здесь делал? Ах да! Что я здесь делал, к чертям собачьим? – Он едва не задохнулся от ярости. – Я сокрушал роялистский заговор, вот что! Заговор с целью спасти вдову Капета и ее щенка! Если б не я, ее… дружки-аристократы уже вытащили бы их из тюрьмы. И ты еще спрашиваешь, что я здесь делаю! А тем временем проклятые мерзавцы скрылись! Все, кроме этого мертвеца и этого негодяя, которого мы оглушили.

Сержант воспринял его слова с недоверием.

– Заговор? Освободить из тюрьмы бывшую королеву? Да как бы им это удалось?

– Как? Как?! – Недоверие вконец разъярило гражданина Симона. – Отведите меня в штаб-квартиру секции. Я буду объясняться там, разрази меня гром! И пусть твои люди доставят туда этого проклятого аристократа. Не дай бог ему ускользнуть! Я имею в виду живого. Пусть хоть один из паразитов попадет на гильотину.

На окраине деревушки Шаронна, милях в пяти от Парижа, рядом с парком Баньоле барон де Бац приобрел себе симпатичный домик, который некогда, в дни Регентства, [226]служил охотничьим павильоном. В 1793 году здесь поселилась талантливая Бабетта де Гранмезон, в недавнем прошлом певица Итальянского театра. Формально дом принадлежал ее брату Бюретту, почтмейстеру из Бове. Бюретт служил барону де Бацу прикрытием. Проницательность барона подсказала ему, что имущество дворян, независимо от того, эмигрировали они или остались во Франции, обречено на конфискацию. Полагаясь на свой дар предвидения, который, как правило, его не подводил, де Бац устроил фиктивную продажу имения Бюретту, справедливо полагая, что тот не станет досаждать ему своими притязаниями.

В этом сельском уголке и собрались на следующий день после неудачной попытки спасти королеву все уцелевшие в драке на улице Шарло.

В ту ночь барону удалось беспрепятственно добраться до убежища в доме номер двенадцать. Туда же спустя несколько часов, когда тревога улеглась, добрались один за другим и остальные четверо заговорщиков. Все они оставались там до утра, а затем барон, сочтя за лучшее на несколько дней исчезнуть из города, отправился в Шаронну. Покинул он его через Адскую заставу, [227]поскольку опасался ехать через ворота Бастилии, откуда к цели его путешествия вела прямая дорога.

Следуя приказу де Баца, его помощники добирались туда по отдельности. Ланжеак прибыл уже ближе к вечеру, на несколько часов позже остальных, поскольку считал своим долгом известить о ночных событиях шевалье де Помеля – ключевого агента д’Антрега в Париже и главы основанного им здесь роялистского комитета.

Ланжеак вошел и увидел де Баца, Дево, Буассанкура, Ла Гиша и Русселя, которые сидели за столом в обществе Бабетты де Гранмезон – красивой смуглокожей молодой дамы, преданной барону душой и телом. Вся компания пребывала в унынии, но тяжелее всех было де Бацу. Его тщательно подготовленный план побега провалился, судя по всему, из-за какой-то нелепой случайности. Но едва ли не больше барона мучила мысль о судьбе Андре-Луи, которого он успел полюбить и храбрости которого был обязан своим спасением.

Увидев Ланжеака, все встрепенулись в надежде услышать последние новости. Де Бац устремил на молодого человека нетерпеливый взгляд. Ланжеак в ответ на немой вопрос пожал плечами.

– Я не выяснил ничего определенного. Но оснований для надежды никаких.

Де Бац выказывал признаки сильнейшего нетерпения. Лицо его побледнело, глаза налились кровью.

– Он хотя бы жив?

Ответ Ланжеака прозвучал довольно апатично:

– А это так важно? Ради него же самого надеюсь, что нет. А если выжил, то его ждет гильотина. Это неизбежно.

Де Бац отбросил остатки сдержанности:

– К дьяволу ваши предположения! Они меня не интересуют! Меня интересуют факты. Если вы не в состоянии их собрать, так и скажите, и я пошлю за ними другого или отправлюсь сам.

Ланжеак обиженно поджал губы.

– Я уже сказал, что новостей не привез.

– Я должен был предвидеть, что так случится. Вы чересчур озабочены сохранностью своей драгоценной шкуры, Ланжеак. Может, вы соизволите поведать, какого дьявола делали так долго в городе?

Их взгляды скрестились над столом.

– Во всяком случае, не заботился о своей шкуре, сударь. Ваши слова возмутительны. Вы не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне.

– Мне нет дела до вашего возмущения! – Барон ударил по столу костяшками пальцев. – Я спрашиваю: что вы делали в Париже? Единственное, что я хочу знать, это жив ли Моро.

Буассанкур, флегматичный гигант, подле стула которого стоял Ланжеак, перегнулся через стол и накрыл ладонью руку барона.

– Терпение, дружище де Бац, – прогудел он мощным басом. – Вы уже получили ответ. В конце концов, Ланжеак не умеет творить чудеса.

– Вот уж воистину! – с желчным сарказмом воскликнул маркиз де Ла Гиш, порывистый молодой человек с тонкими чертами лица и ястребиным носом.

Дево попытался восстановить мир:

– Просто мы все немного не в себе, Ланжеак.

Де Бац раздраженно пожал плечами и принялся вышагивать по комнате вдоль стены с тремя высокими окнами, распахнутыми на лужайку. Бабетта следила за ним красивыми темными глазами, в глубине которых светились тревога и боль. Помолчав, она обратила взор на разобиженного Ланжеака и печально улыбнулась.

– Что же вы стоите, господин де Ланжеак? Присядьте и угоститесь чем-нибудь. Должно быть, вы устали и проголодались.

– Устал, еще бы. Одному Богу известно, как я устал. Но у меня слишком тяжело на сердце, чтобы я мог испытывать голод. Благодарю вас, мадемуазель. – Он плюхнулся в кресло и вытянул под столом длинные ноги, обутые в пыльные сапоги. Лицо его выглядело осунувшимся, каштановые волосы были беспорядочно рассыпаны по плечам. – Дайте мне немного вина, Дево.

Тот протянул ему бутылку. Де Бац продолжал метаться по комнате, словно зверь в клетке. Наконец он остановился.

– Я должен знать, – прорычал он. – Я больше не могу выносить этой неопределенности.