Дмитрий Агалаков - Принцесса крови

— Говори же!

— Ему разрубили голову, отсекли руку и пронзили сердце. Все это случилось на моих глазах, монсеньер.

Филипп посмотрел на пол, вновь пошатнулся и, сделав шаг в направлении рыцаря, потерял сознание — Жак де Ба едва успел подхватить его на руки.

Когда Филиппа привели в чувство, он оглядел собравшихся вокруг себя. Он лежал на широкой кровати под балдахином, в своих покоях. Женщины, среди которых была и его мать, рыдали. Но бургундский принц отыскал глазами свою жену — Мишель.

— Ваш брат убил моего отца! — сползая с ложа, выкрикнул он. Филипп никого больше не видел. Он потянулся и схватил молодую женщину за руку. — Ваш брат, герцогиня, убил моего отца! Слышите? Слышите меня?!

Мишель, герцогиня Бургундская, в девичестве — Валуа, была дочерью все той же венценосной пары — Карла Шестого Безумного и Изабеллы Баварской. Герцогиня попыталась выдернуть руку, но у нее не хватало сил — герцог Филипп был не из слабого десятка.

На нее смотрели так, точно это она убила своего свекра, а не ее брат — Карл Валуа. И с особым укором смотрела на нее заплаканная мать Филиппа — Маргарита Баварская, в прошлом та самая светская красавица (нынче дама пятидесяти четырех лет), ради которой Жан Бесстрашный отправился в крестовый поход и которую обвиняли в связи с Людовиком Орлеанским.

— Мне больно, отпустите, — твердила Мишель, пытаясь вырваться, но Филипп цепко держал ее и повторял одну и ту же фразу: «Ваш брат убил моего отца! Ваш брат убил моего отца!» И герцогиня тоже лишилась чувств.

На следующий день Филипп Бургундский вышел ко двору в черном одеянии. Черные штаны и сюрко, черные замшевые сапоги с длинными носами. Он поступил так, как и его отец, вернувшись из плена от султана Баязида. Это был траур, который продлится всю его оставшуюся — очень долгую! — жизнь.

— Мы отомстим мальчишке, — сказал герцог Жаку де Ба. — Карл пожалеет о своем злодеянии. Слово бургундца!

Генриху Четвертому Ланкастеру, умершему от проказы в 1413 году, француженка Мари де Бошан родила четырех сыновей. Король Генрих Пятый был старшим, за ним шли три герцога: герой Азенкура, а теперь еще и Кан — Томас Кларенс, Джон Бедфорд и Хемфри Глостер.

Младшие братья королей нередко бунтуют против старших — в истории тому немало примеров. Но только не в окружении короля Англии Генриха Пятого! Так силен был авторитет старшего брата, такой глыбой представлялся он на европейской политической арене, что все три брата, хоть и каждый являлся по-своему личностью, оставались послушным оружием в руках своего единокровного короля.

Но если герцог Кларенс был отчаянным рубакой и политикой, как таковой, интересовался мало, а Глостер, напротив, слыл большим хитрецом, время от времени тянувшим одеяло на себя, то совсем иным представлялась фигура Джона Бедфорда. Его отличала безоговорочная преданность старшему брату и абсолютное понимание политики Генриха Пятого на континенте.

И если на кого и мог всецело положиться король Англии, то этим человеком был Джон Бедфорд.

Младший брат короля оказался прирожденным администратором и хорошим полководцем. Когда в 1415 году Генрих отправился завоевывать Францию, Джон был лейтенантом королевства Англия. В 1416 году он командовал флотом и отогнал назад французов, едва не перехвативших Гарфлер, в 1417 году вновь стал лейтенантом королевства и удачно сражался против шотландцев, осадивших Бервик. Спустя год Джон присоединился к старшему брату на континенте. Планы Генриха Пятого были поистине велики — он грезил завоеванием не только Парижа, но Орлеана и юга страны! Герцогу Кларенсу он отводил роль вечного полководца в авангарде английской армии, герцогу Глостеру — роль дипломата. А вот в тылу, на завоеванных землях, которых становилось все больше, ему нужен был надежный администратор и виртуозный политик.

Герцог Бедфорд был рожден для этой роли.

И потому именно тридцатилетнему Джону в начале 1420 года и поручил Генрих Пятый ответственную миссию, исход которой должен был решить судьбу Европы. Этому предшествовал мир в Аррасе — в декабре прошлого года герцог Бургундии Филипп признал право короля Англии на всю Францию, заочно вынуждена была присоединиться к ним и королева. Изабелла Баварская уже смирилась с мыслью, что ей придется отдать свою дочь за англичанина и тем самым пожертвовать королевством. Но она пока еще не знала, какой иной — дорогой! — платы потребует от нее Генрих за то, чтобы она могла спокойной доживать свой век.

Для ответственной миссии герцог Бедфорд решил воспользоваться услугами некоего юриста и богослова, бывшего ректора Парижского университета, которого ему присоветовал молодой Филипп Бургундский.

Герцог так и отрекомендовал Бедфорду этого человека:

— Отец говорил мне, что он стоит дороже, чем самый большой сундук с золотом. Располагайте же им по своему усмотрению!

С того самого дня, как был убит Жан Бесстрашный, Бургундия стала лучшим другом англичан. Новый герцог Бургундии предложил англичанам свой меч, и хитрые братья Ланкастеры — Генрих, Джон и Хемфри — немедленно согласились. О таком союзе последние могли только мечтать! Трагедия на мосту Монтеро оказалась для англичан подарком! Посовещавшись, Англия и Бургундия решили, что дофину Карлу нет больше места в королевстве. Решение жениться на французской принцессе и завладеть Францией уже давно стала навязчивой идеей Генриха Пятого. Все, что теперь было нужно, это подтвердить права англичан на континенте документально. Для этого доброжелательный герцог Филипп, тоже присмотревший свой кусок пирога, и отправил к Бедфорду человека, некогда очень хорошо потрудившегося для его отца. Можно сказать, специалиста высшего класса, что касалось казуистики в законотворчестве. Когда-то, помимо прочего, этот человек помогал Жану Пети составлять обвинительный трактат против Людовика Орлеанского. Бедфорд сразу распознал в умном французе преданного слугу и за несколько месяцев общения с ним сделал последнего своим приближенным.

— Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним, — процитировал Джон Бедфорд латинскую поговорку своей собеседнице. — Вам тоже необходимо измениться, ваше величество…

Разговор Изабеллы Баварской и английского принца происходил в начале весны 1420 года в Труа, куда прибыл Джон Бедфорд со свитой. Герцог, в роскошном бардовом сюрко, подбитом мехом чернобурки, скрестил руки на груди. На пальцах его сверкали перстни с каменьями — изумрудным, рубиновым и сапфировым светом. Он был щеголем, этот моложавый лорд!

— Нету больше на белом свете Жана Бургундского, и вам не на кого опереться, кроме нас, — убедительно продолжал англичанин. — Ваш муж — неизлечимо болен, а дофин нашел себе другую мать…