Виктор Вальд - Проклятие палача

…А началось с того, что в полдень походная колонна Джованни Санудо вышла из чащобы леса на открытую поляну. Просто черный лес разжал свои объятия, расступился вековыми стволами, поросшими мохом, поклонился густо сплетенным кустарником, и уступил свое мрачное гостеприимство светлым краскам открытого пространства.

Невелико оно это открытое пространство. Но после темных серо-зеленных тонов бесконечного леса, салатовый от щедрот солнца травяной ковер поляны радовал глаза не только мягкостью цвета, но и изобилием первых цветов, что искорками переливались под нежным ветерком. Эту красочность не портили несколько узких дорог, расходящиеся в три стороны от небольшой каменной стелы, оберегающей эту развилку.

Этот каменный столб был так стар, его пористая, черная поверхность казалась старше самих гор. Будто эта стела не была воздвигнута волей и руками людей, а сама поднялась из недр земных еще до того, как стали расти сами горы. Время, ветра, дожди и снега округлили ее грани и изрядно подпортили верхушку столба, но глубоко высеченный в теле стелы рисунок был весьма заметен и понимаем.

– От этого столба пойдем направо! – громко воскликнул едва державшийся на коне и никак не трезвеющий Стешко.

– Это не столб! – так же громко воскликнул также хмельной Юлиан Корнелиус, – Это охранник перекрестков в античной Греции. Это Герма [81]. Статуя! Я видел ее на картинках в древних книгах, что были доступны студентам в хранилищах университета. А видел и запомнил, потому что… Посмотрите. Все посмотрите! Вы видите, какой у него высечен огромный и возбужденный фаллос! Если прикоснуться к фаллосу бога, то будешь весь путь под его защитой.

Ученый лекарь, то ли под действием вина, то ли от того, что вспомнил бурные студенческие годы, соскочил с коня и подбежал к каменному столбу. Он тут же положил руки на срамное изображение и, повернув голову, радостно сообщил проезжающим:

– Теперь с нами удача и защита древних богов.

– Стыдись, сын мой! – гневно воскликнул священник. – Ты прикасаешься к идолу. Тьху, тьху! Изыди он в пекло.

– На тебя девицы смотрят, – хмуро отозвался с седла бородатый рыцарь-«каталонец».

– Эй, лекарь! Конь убежит травку щипать, – весело засмеялся Стешко.

Юлиан Корнелиус поспешно догнал своего идущего в строю коня и проворно вскочил в седло. Ему хотелось говорить. Вернее вину, бурлящему в его теле:

– И никакой это не идол. Слышите, святой отец? Это преклонение давних народов. Я бы сказал обожествление мужского органа. Древние ученые мужи указывали, что только тот, у кого большой и сильный фаллос может стать правителем достойным царствовать над своим и другими народами. И напротив! В сарацинских книгах говорится о том, что есть племена черных людей, в которых вождей убивают, если они не могут удовлетворить за раз трех женщин! Еще хуже тем, кто оскоплен. Их и в войско не берут, и за общий стол не сажают, и в храм не пускают. Смешно. Да?

– Нет, сын мой, не смешно. Язычники, не познавшие слова божьего, – единственно откликнулся священник.

– Язычники! – рассмеялся Юлиан Корнелиус. – Да в Библии… Если я не ошибаюсь, во Второзаконии сказано: «У кого раздавлены ятра, или отрезан детородный орган не может войти в Царство Божье». Тот даже с Богом говорить не может!

Стешко так же рассмеялся и протянул ученому мужу кувшин с вином:

– На, лекарь, выпей вина! Чтобы у нас и сыновей наших были каменные фаллосы. Смотри! Стоят ведь века и стоять будут эти… Как их?

– Гермы, – с трудом тогда оторвался от кувшина Юлиан Корнелиус…

Вспомнив вчерашний полдень, Джованни Санудо твердо решил:

«Проклятый лекарь. Глупец и болтун. Такому не стоит доверять… Только тот, у кого большой и сильный фаллос может стать правителем достойным царствовать над своим и другими народами… Ничего не стоит ему доверять. Ни тело свое, ни мысли. От него нужно избавиться. А еще? Да, еще…»

Нужно было разобраться и с другими занозами. Более задиристыми, и оттого более мучительными.

…Уже через несколько часов после светлой поляны на узкой горной дороге, путь Джованни Санудо преградило множество повозок, на которых и вокруг которых было более сотни вооруженных топорами и копьями мужчин. Все они, несмотря на теплый весенний день, были в бараньих полушубках и высоких овчинных колпаках. Их лица с характерными длинными усами и бритым подбородком выражали холодную решимость держаться дороги и не сделать шага назад.

Из повозок густо, как гроздья винограда, выглядывали женские и детские головы. Их масленые глаза также не предвещали ничего хорошего. Казалось, крикни кто-то из этого застывшего на дороге племени овечьих шкур, что-либо крикни, и мужчины в ледяном безмолвии станут колоть и рубить встречных путников, а их жены и детишки тут же примутся снимать с раненых одежду и добивать их ножами.

– Арнауты [82], – почему-то шепнул герцогу Стешко, и оглянулся на своих всадников, – Много их. Придется уступить дорогу.

Джованни Санудо вспыхнул:

– Слон не уступает дорогу муравьям.

– Не знаю, кто такой слон, но в наших краях говорят, что только глупый медведь с муравьями сражается. Мы их пропускаем на всех дорогах. Пусть идут куда желают. Так их меньше на западной границе. Меньше, а значит спокойнее. Дикие люди, и нравы их дикие.

– Но голова у них есть на плечах. Они не слепые и видят мой благородный флаг.

– Не уступят. Они, как горная река. Расшибается о камни, бурлит, крутит, но не останавливается.

– Арес, Марс! – подозвал герцог наксосский. – Пусть попробуют эти камни.

– О, Господи! – вмиг протрезвел Стешко.

– Постойте, постойте! – воскликнул также протрезвевший лекарь. – Там всадники. И кажется благородные!

Медленно раздавливая густую толпу, из-за повозок выехало несколько всадников в богатых одеждах. Они издали помахали своим флагом и, дождавшись сигнала знаменоносца герцога, пришпорили коней.

Вскоре они остановились в пяти шагах от Джованни Санудо.

– Я правитель Мореи [83]Мануил.

Услышав достойное уважения имя, герцог склонил голову:

– Джованни Санудо. Герцог наксосский.

– Наксосский? – явно потешаясь, призадумался Мануил. – Это… Это… Да, да! Припоминаю. Острова, острова, острова. Что же вы здесь делаете? Среди гор? Здесь морские свинки [84]не водятся. И здесь, конечно же, не море, чтобы спокойно разойтись двум кораблям. Младший уступает дорогу старшему. Наверное, даже на островах знают, что деспот Мануил сын византийского императора. Ему и первому дорога.

Джованни Санудо нахмурил брови. Этому молодому правителю Мореи было не более двадцати пяти, может, чуть старше лет. Но слава о нем как о великом воине и правителе, облетела средиземноморье. Второй сын византийского императора Иоанна Кантакузина и Ирины Асень, правнучки величайшего из болгарских царей Ивана Асеня, Мануил за несколько лет навел порядок в землях Пелопоннеса.