Иван Дроздов - Баронесса Настя

— Она племянница нашего дедушки. Дочка его брата, Конрада.

После ужина, по обычаю, заведённому неизвестно в какие времена, барон садился в своё кресло у камина, другие тоже рассаживались поудобнее, и начиналась музыкальная часть.

Кейда осталась сидеть у стола, она лишь повернулась к роялю, к которому подошла старшая девочка, Ханна.

— Если позволите, я буду играть из Моцарта?

— Сыграй, дитя моё, да что–нибудь повеселее. Я Моцарта люблю, но его музыка расслабляет.

Ханна знала вкус дедушки и заиграла отрывки из «Симфонии До мажор», — те места, где слышится темп энергичного марша.

Старый барон, развалившись в глубоком кресле с высокой обнимающей спинкой, делал вид, что весь погружен в музыку. Он лежал с полузакрытыми глазами, так, чтобы видеть и Кейду, и Ацера, этого вездесущего пройдоху. Ацер лелеял мечту жениться на Ханне и ждал только её совершеннолетия. Нельзя сказать, чтобы браку этому генерал противился: В конце концов Ацер тоже владеет замком, он богат и пристроить за него старшую дочку своего сына Вильгельма не так уж плохо. Смущало одно обстоятельство: Ацер хитёр, расчётлив, и слишком близко подобравшись к владениям Функа, он не упустит случая прибрать всё к рукам.

В этом случае препятствием для него может быть лишь сын барона Вильгельм — пустой, бесшабашный и склонный к пьянству. Сейчас же генерал видел, как распаляется Ацер на Кейду. И в самом деле: Кейда так хороша, что любому мужчине рядом с ней мудрено не потерять голову.

Барон Функ из соображений семейной стратегии поскорее и подальше удалил бы Кейду, но ловил себя на мысли, что делать это ему совсем не хочется. Нет, он, конечно, не замышлял с ней любовную игру, — слишком стар барон, Кейда во внучки ему годится. Нет–нет, его чувства к ней иного рода: она его лечит, и сама её близость греет его старую душу, а её необычайная красота, молодая энергия создают вокруг атмосферу радости и надежды.

В тайных мыслях барон ещё был не прочь женить на Кейде сына Вильгельма, в ней он чувствовал характер, способный удержать Вильгельма от окончательного падения и отвести притязания Ацера на замок и все угодья Функов. Тогда ослабнут и позиции банкира, опутавшего семейство долгами.

Ацер смотрит на неё с вожделением, но во взгляде его выпуклых глаз мечутся искры бессильной досады, гнездится тревога, — он мучительно ищет язвительные слова, хочет уколоть собеседницу, унизить её, но выплёскивает фразы, выдающие его собственную слабость, а то и глупость.

— Рассказали бы нам, — обратился он к Кейде с вопросом, — как вас представили фюреру, какие слова он вам сказал при вручении ордена.

— Мой фюрер любит героев, а герои любят фюрера. Я счастлива, что Рыцарским крестом меня наградил сам фюрер. И счастлива так же…

Она энергично повернулась в сторону барона.

…что служить мне довелось в войсках доблестного генерала Функа.

«Бестия! — подумал Функ. — Да она умнее этой кривой оглобли!»

Ацер доводился ему родным племянником, — он был сыном старшего брата Функа. Но брат Курт в молодости совершил великую глупость — женился на девушке, у которой мать была еврейкой. Гитлер ещё в тридцатом году узнал эту щекотливую тайну и, став канцлером, хотел отнять у Курта замок, лишить его генеральского звания, но друзья Функов и с ними он, Альберт Функ, доказали, что жена Курта не полуеврейка, а полуфранцуженка и лишь на четверть еврейка. Фюрер поверил, но, кажется, лишь для вида, чтобы не ссориться с Функами, которые ещё в двадцатых годах снабжали нацистов деньгами и вели его к власти. Было время, когда и сам Альберт Функ поверил в галльско–французское происхождение жены Курта, но потом, наблюдая за Ацером, он тонким чутьем арийца уловил в этом коричневоглазом балбесе сильную дозу еврейской крови. Уловил и видел, и наблюдал чужебесие в своём племянничке, да никому об этом не говорил; он только глухо и тайно ненавидел Ацера и всегда испытывал удовольствие, когда Ацер садился в калошу. И сейчас ему было особенно приятно наблюдать, как эта девчонка водит его за нос и на глазах у всех высвечивает его глупость.

— Нельзя ли вас спросить, где ваш дом, мадемуазель, где вы будете жить?

— Спрашивайте, пожалуйста, если вы ещё меня не спросили. Мой дом — Германия, и ни в одной другой стране я бы жить не хотела. А место моё не в глубоком тылу, а на фронте — там, где решается судьба Отечества.

Как раз в это время Ханна прекратила играть, и в наступившей тишине тирада Кейды прозвучала громко и отчётливо. Слова её вытряхивали наружу всю спесь Ацера, окопавшегося даже не в Германии, а в соседней Швейцарии, на южном берегу Боденского озера.

Старый Функ склонил на грудь голову и делал вид, будто дремлет, будто он и не слышал ответ Кейды, но втайне ликовал.

Тётушка Хедвиг, слушая музыку, задремала, и сидящая с ней рядом двенадцатилетняя грациозная Лизетта нежно взяла её под руку и повела к двери — в левые апартаменты замка. Ханна побежала помогать сестре, — видно, эта ситуация у них случалась часто, и сестры знали свои обязанности.

Фрау Мозель, — она во время обеда стояла у камина и руководила входившими и выходившими официантками, — проводила их заботливым взглядом и повернулась к Функу, ожидая распоряжений. Но барон поднялся и, обращаясь к Кейде, сказал:

— Не хотите ли отдохнуть после обеда? Я с вашего позволения поднимусь к себе.

Кейда тоже вышла из–за стола.

— Я бы погуляла.

Барон не хотел отпускать её от себя, но делать было нечего.

Погулять… Да–да, — пожалуйста. Ацер вас проводит. Он покажет вам замок и окрестности.

— Вы мне доверяете, дядя? Я с превеликим удовольствием!

Важно подошёл к девушке, протянул ей руку, но она прошла мимо и направилась к главному выходу.

Ацер шёл сзади и с пристрастием разглядывал Кейду. Смешанное чувство испытывал он к спутнице: в ушах ещё звучала её язвительная, ранящая мужское самолюбие речь, — впору наговорить бы и ей дерзостей, но обида быстро улетучивалась, он шагал бодро, смотрел прямо, явно желая понравиться Кейде. Ацер был сутуловат, его длинные ноги сливались со спиной. Отсутствие места, на которое нужно садиться, наводило на мысль о какой–то физической недостроенности.

Кейда, миновав устланную розовым камнем площадку перед входом, остановилась у края её, стала осматривать фасад замка. Ацер показал на зелёный холм, высившийся в трёхстах метрах, откуда видна панорама замка.

Они углубились в тополиную аллею. Здесь под сенью столетних деревьев стояли два легковых автомобиля: один большой, длинный, со сверкающими ручками, другой поскромнее. От них отделились двое военных, подошли к Ацеру.

— У вас есть ещё время. Пообедайте, — бросил он им на ходу.