Владимир Топилин - Дочь седых белогорий

Из глаз Загбоя побежали слезы. Редко он плакал в своей жизни, видимо, привык к суровым условиям и постоянным утратам. Но здесь, в эту напряжённую минуту – может быть, одну из главных минут в его жизни – охотник не мог удержаться. Крупные капли, напоминающие утреннюю росу, текли по его щекам. Это были слезы благодарности, преданности, верности. Он не вытирал их, потому что не стыдился своих чувств перед этими людьми, так как сейчас они были ему дороже того, кого он когда-то спасал в леднике от медведя, кого водил по тайге, вытаскивал из воды, заживлял на теле ожоги и кто теперь был ему родственником. Братья Вороховы были чище, честнее, дороже тех, кто вчера щедро наливал ему в кружку спирт и, выставляя посмешищем, одел в форму казака. Тех, кто глумился над его простодушным, детским характером. Где они сейчас? Нету. Приехали, навели свои порядки, уехали. Им здесь не жить.

А кто остался с Загбоем? Те, кто в повседневной таёжной жизни делятся с ним всем тем, что есть. Кто уважает его за прямой, честный, открытый характер. Кто относится к нему как к равному, а не к низшему сословию, представителю малых, недоразвитых народов. Так кто же тогда Загбою настоящий друг? Об этом все мысли охотника. Теперь он знает, что среди русских тоже есть хорошие и плохие, начинает понимать кто есть кто. Теперь он уже не будет относиться ко всем так, как относился раньше – с открытой душой, распахивая настежь двери своего горячего сердца. Теперь, прежде чем встретить человека добротой, он присмотрится к нему, узнает, кто перед ним, и лишь потом улыбнётся своей скупой и доброй улыбкой.

Загбой присел на чурку, попросил у Егора закурить. Пока забивал свою трубочку, молча слушал сопение Фили. Всё ещё находясь под воздействием алкоголя, парень тяжело дышал и негромко бубнил себе под нос, но не от нанесённой боли, а от невосполнимой потери:

– Лиза… Ах, Лиза. Отобрали тебя у меня, увезли мою красу ненаглядную. Как же я теперь без тебя?..

– Эко! – перебил его Загбой. – Нашёл о чем плакать! Это не пета, путет тебе Лиза. Скаши, отнако, как шить путешь?

– Что «жить»? Тайга большая, места много. Надо искать новые россыпи, может, Бог и поможет, – вставил слово Егор. – Не может такого быть, чтобы рядом золота не было.

– Бог Амака? – удивился Загбой.

– Нет, у нас свой Бог, Сын Божий – Иисус. Он нам всегда помогал.

– Эко! У вас свой Бог, а телай одно тело, помогай карошим людям. Загбой тоже хочет помочь Игорке, Ивану, Максиму и Фильке-чёрту. Потому как они карошие люди. А Тима, отнако, плахой человек. Загбой не скажет Тиме, где лежат желтые камни…

У Егора изо рта выпала трубка. Иван как стоял, так и сел на землю. Максим вылупил глаза. Филя перестал икать.

– Какие такие камни? – тихо проговорил Егор.

– Эко! Такие, отнако, как вы вон там копаете, – следопыт махнул рукой на отвалы.

– И?.. Где это? – едва выдавил Иван.

– А, там, отнако, – затянувшись табаком, равнодушно ответил Загбой и показал рукой на восток. – На олене целый день ехать нато…

С гольца потянуло холодом. Густые, молочные облака натекли на острый каменный пик, утопили его в своих объятиях. Верховой хиус подхватил непроглядную пелену своими невидимыми, сильными руками и, как могучий хлебопёк, который месит тесто на столе, придавил её к земле, на болотистый, подгольцовый зыбун. Небо почернело. Как из ниоткуда, посыпала прозрачная, мокрая пыль. Хмурые краски дополнили редкие снежинки, медленно опускающиеся на тёплую землю. Они тут же таяли, превращались в прозрачные слёзы. За какую-то минуту приветливый, радостный мир тайги стал мрачным, угрюмым. Видимость сократилась до нескольких метров.

Гришка Коваль остановил коня, повернулся к сотнику, раздражённо спросил:

– Куда ехать-то? Ни черта не видно! Как у кобылы под хвостом.

– Что, тропы не видишь? Давай прямо по ней! – рыкнул Кулаков в ответ.

– Какая тропа? Болото одно, мох по колено.

– А как доселе ехал?

– Так видно же было, между двух гольцов, по седловине.

– Ну, дак так и езжай, только закрайкой болота бери, у самой таёжки, а то ещё в окно попадём.

Гришка потянул за уздечку, тронул буланого. Конь послушно пошел влево. Следом проехал Кулаков, за ним Берестов. За отцом – привязанная к седлу Лиза. За ней потянулись порожние одиночки, лошади, освобождённые от привезённого на озеро груза. Шествие отряда замыкал Михась Худаков.

Первую сотню метров проехали нормально. Зверовая тропа обходила немногочисленные препятствия, колодины, завалы, чёрные окна и ненадёжно покачивающиеся зыбуны. Но за этим из плотного тумана вдруг проявилась плотная стена леса. Гришка опять остановил коня, заломил на затылок фуражку, не оборачиваясь назад, звонко крикнул:

– Вот ведь к тайге приткнулись. Куда ехать-то?

– А что, тропа есть? – спросил сотник.

– Да есть вроде. В самую чащу ведёт.

– А вдруг не туда уедем? В этих облаках и сколоться недолго…

– Езжай, не спрашивай. Я помню, мы в прошлый раз здесь ехали.

Гришка неуверенно пожал плечами, но ослушаться не посмел, стараясь не касаться мокрых веток, направил лошадь в пихтач.

Проехали ещё пару сотен метров. Дорогу преградил небольшой завал, непонятно как появившийся здесь. Невысокие, подбелочные кедры и пихты были свалены в хаотическом порядке, как будто смерч небывалой силы крутанулся в одном месте и, повалив несколько десятков деревьев, растворился неизвестно в каком направлении. И деревья завалены совсем недавно, может быть, даже вчера. Только вот как заломы у корней уже успели обрасти мхом?

Но недосуг Гришке разглядывать какие-то таёжные тонкости. Некогда, да и незачем. Казак рождён для того, чтобы Родину охранять, защищать интересы государства да Его Величество, царя батюшку. А насчёт премудростей тайги – нет, не моги. Так уже если где что – при случае подстрелить рябчика или глухаря, ну, может быть, марала. А сейчас быстрее бы вырваться из этой проклятой мокрети, спуститься с гольца вниз да развести костёр, обсушиться, а то суконный китель промок до такой степени, что отяжелел до веса кольчуги. Да и холод даёт о себе знать. Проклятый ветерок наносит снег. И откуда в июне может быть снег?

Объехал завал стороной, справа. Старается снова найти дорогу, но нет зверовой тропы. Нет и все тут! Кругом одна чаща-курослеп, подсада мелкая, в человеческий рост. Конь путается ногами в густых переплетениях, спотыкается, не идёт. Да и тайга подниматься стала, перед ними небольшой взлобок. Весь отряд запутался в непонятном переплёте. Что за черт? Никак бесы окрутили.

– Стой! – орет сотник. – Куды прёшь? Дороги не видишь?

– Да какая тут дорога? Её тут и нету-ка. Зашли куда-то, сам чёрт не поймёт.

Остановился отряд. Ни взад, ни вперед. Лошади сгрудились, уздечки перепутались.