Нина Строгая - В аду

В те же злополучные сутки, ближе к ночи Кестер все же решил проведать свою невесту. И когда он робко вошел к ней в покои, баронесса встретила его звонкой пощечиной.

– Вы не оставили на мне живого места, сударыня, – виновато улыбаясь, тихо сказал Кестер.

– А вы – на мне, – в горькой усмешке искривились губы Анны. А через мгновение она засмеялась, но не тем смехом, которого так ждал от нее Кестер, а своим таким теперь обыкновенным: тихим, печальным, каким-то похоронным, постепенно переходящим в рыдания.

– Что же ты наделал? Что ты наделал? – вопрошала, утопала в слезах Анна, ударяя кулаками Кестера в грудь. Ее истеричное состояние все усиливалось, и она продолжала колотить барона, непрерывно выкрикивая одни и те же вопросы. Но в какой-то момент, обессилевшая, сползла к его ногам и так и лежала, сотрясаясь всем телом, омывая солеными потоками его высокие кожаные сапоги.

Душераздирающее зрелище, кое представляли собой страдания доведенной до крайности пленницы – его жертвы – его теперь невесты, все же вынудило барона уступить. Так бережно, как только мог, Кестер поднял Анну на руки и отнес на кровать. После чего лег рядом с баронессой, обнял ее и укачивал, как младенца, пока та не заснула. Он и сам задремал, без конца прокручивая в голове цепь странных событий, связанных с молодою вдовой, в поисках ответа на вопрос, каким образом и в какой момент из хозяина, господина превратился вдруг в жалкого раба этой женщины.

В середине ночи Кестер проснулся взволнованный – проникнутый новым, сердечным влеченьем, распаленный новой нежной страстью. Он некоторое время глядел на лежащую рядом, тихо посапывающую Анну, а затем с великой осторожностью стянув с нее платье, принялся гладить, целовать. Медленно… вдыхать, вбирать. Желанную свою женщину.

Которая… которая, наконец, отвечала ему взаимностью – хотя бы и во сне принимала его в свои объятья. Прижималась к нему всем телом и с той же нежною, жаркою страстью целовала в губы.

Однако блаженствовал Кестер недолго и в тот самый момент, когда почувствовал волшебный вкус ее рта, он также увидел расширенные от ужаса глаза баронессы.

– Нет, нет! Это невозможно! Этого никак не может быть! – грубо отталкивая Кестера, мгновением позже громко шептала Анна.

Она сползла с кровати. Похожая на привидение, в длинной тонкой белой рубахе, с растрепанными, разметавшимися по плечам волосами, возведя глаза к небу, выкрикивала в отчаянии:

– Я сдаюсь! Господи, я сдаюсь!

Кестер тоже поднялся и, с болью глядя на Анну, теребил в руках длинный золотой шнурок.

– Если ты так ненавидишь меня… если я настолько тебе противен, я… я не могу, не буду больше удерживать тебя… не буду мучить, – запинаясь, тихо заговорил барон, и на глазах его выступили слезы.

– Что? – повернулась к нему Анна.

– Ты свободна. Можешь отправляться хоть сейчас… Бери людей и деньги… Я дам, сколько пожелаешь… – глухо продолжал Кестер.

– Но зачем? Почему? – будто немного даже возмущенно спросила Анна. Все похолодело у нее внутри, когда она представила свой старый, рассыпающийся замок и себя в нем – одинокую, безногую калеку.

– И хотя жизни не будет для меня, если ты уйдешь, быть может, этот мой поступок… быть может, когда-нибудь ты хотя бы поздороваешься со мной, если встретишь на ярмарочной площади, может, коротко улыбнешься и… позволишь навестить тебя, – продолжал Кестер и чувствовал, как торопится, вгрызается в его сердце убийца-тоска.

– Зачем это? Зачем тебе это нужно, Кестер? – и Анна сделала шаг ему навстречу.

Кестер смотрел на нее растерянно и удивленно.

– Я люблю тебя, – признался барон и снова опустил глаза, скрывая слезы.

Пораженная до глубины души таким признанием, а более всего таким искренним, смиренным голосом Кестера, Анна закрыла лицо руками. Она не знала, то ли броситься к барону, то ли вон из покоев. В нерешительности, в каком-то неловком замешательстве Анна сделала несколько шагов назад к выходу, остановилась и вдруг, громко вскрикнув, сжалась, согнулась, пронзенная насквозь длинным острым кинжалом. В дверном проеме прямо за ее спиной возвышалась окутанная с головы до ног плащом фигура. Темная Личность пришла, наконец, проведать Кестера, в тот самый момент, когда он меньше всего этого ожидал.

С громким стоном Кестер бросился к рухнувшей на пол Анне.

– Нет, нет, нет, – рыдал барон, прижимая к себе окровавленное тело баронессы. Еще несколько минут назад он готов был отказаться обладать ею, отпустить ее. Ее, но не свою надежду.

– Однако у тебя был выбор, друг мой. Никто не заставлял тебя ползать перед ней на коленях, – ласково пропел такой знакомый Кестеру голос.

Барон поднял мокрое от слез лицо и увидел, что Темная Личность сбросила капюшон. И будто пропасть разъяли внутри него, будто бросили его в раскаленную лаву, будто, содравши с него прежде кожу, замуровали – в лед. Только что, испытав боль утраты, Кестер думал, что ничто уже не сможет сравниться с этим его горем, с такою его бедой, однако глядя в лицо убийце, он терял сознание, не в силах выдержать нового жестокого удара.

– Ты? Это всегда был ты? – Кестер чувствовал, что задыхается.

– Конечно, ведь должен же был кто-то поддерживать тебя, направлять, – ухмылялся Гриффит своею хищной, опасной улыбкой.

– Убей же и меня, – горько усмехнулся Кестер, все так же сжимая в объятиях тело Анны.

– Нет. Чтоб я так быстро отправил тебя в преисподнюю? Ты слишком нравишься мне, Кестер, – Гриффитт склонился над Кестером, рукою в перчатке сжал его плечо.

– Твой ад не страшит меня, – насколько теперь мог, зло и надменно ответил барон, уклоняясь, отстраняясь, и чувствовал, что холодеет, стынет от ужаса.

– Это пока. Пока ты не попал туда, – строгим голосом сказал Гриффит, выпрямляясь в полный рост, – Вспомни, когда ты стоял перед молодой вдовой в той старой хижине, желая немедля растерзать ее, ты ведь не боялся, правда? Но только лишь ступив на неизведанную территорию, поддавшись всем этим слабостям-миндальностям, таким недостойным мужчины, воина чувствам, – с презрением продолжал друг, – теперь побежден, разбитый, жалкий, сидишь в крови и дрожишь… Снова в крови, снова дрожишь, Кестер, – изощренно казнил барона Гриффит, – А ведь здесь я мог избавить тебя от страданий, если бы ты хранил холодную голову и жесткое сердце. Там – нет условий, и я не властен делать ничего другого, как только страшно и бесконечно пытать тебя. Подумай, Кестер, весь этот маленький ад, через который ты прошел сегодня, – стоит ли он того, чтобы тратить на него остатки своей жизни? – чуть заметно сочувствуя, совсем-совсем себе не свойственно обратился к Кестеру Гриффит.

Но тот уже не слышал друга – погибал.