Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]

— Не подходи ко мне, я зарежу ее, — раздался визгливый крик, принудив казака брезгливо поморщиться. — Убирайся в хату, мы уйдем, а женщину оставим здесь.

— Куда вас понесет, станичники уж весь курень обложили, — выскакивая на середину комнаты, оскалился сотник. — Бросайте оружие и сдавайтесь на милость победителя, иначе порубим всех до единого.

— Мы уйдем, — заблажил абрек, по виду старший над остальными. — В твоем доме мы знаем все ходы и выходы.

Дарган только головой качнул, он даже не подозревал подобной осведомленности у врагов. К чеченцу примкнули его соплеменники, заклацали белыми зубами, словно попавшая в засаду стая бирюков. Женщина в объятиях разбойника по прежнему не подавала признаков жизни.

— Маланья, — позвал Дарган, не получив ответа и почуяв неладное, снова окликнул сестру по имени. — Маланья, ты живая? Сестра, почему ты молчишь?

— Она потеряла сознание, — закричал абрек, словно к его горлу тоже приставили кинжал. — Клянусь мамой, если мы вырвемся отсюда, твоя сестра останется жить.

Казак не знал что делать, то ли бросаться с шашкой на силуэты в углу помещения, то ли ради сохранения жизни родной сестры выйти в горницу и подождать, пока абреки не выберутся из хаты. Вряд ли им удастся вырваться из кольца станичников, хотя ночная мгла кого–то сможет и укрыть. Но где были гарантии, что они говорят правду, не впервой было мусульманам обманывать иноверцев, в ту же очередь называя их неверными. Ко всему, бандиты не торчали на месте, они метались из стороны в сторону, и если разом кинуться на них, в темноте комнаты недолго было промахнуться и зацепить родного человека.

Пока сотник рассуждал, что нужно предпринимать, в окне показалась лохматая шевелюра казака в одной нижней рубашке:

— Дарган, иде ты там, — окликнул родной голос. — Эй, братка, отзовись, иначе мы пошлем в распыл всех захваченных в полон разбойников.

— Здесь я, Савелий, — перевел дыхание Дарган, опустил шашку вниз. — Залезай сюда, начнем уговаривать немирных отпустить нашу сестру по добру, по здорову.

— А кто ее захватил, может, на мену согласятся? — присоединился к диалогу хорунжий Черноус. — У наших ног с пяток дагестанцев кувыркается, со снежных вершин спустились, шерстью по самые ухи заросли.

— Не знаю, согласятся или как, только Маланья на призыв не отвечает.

— Если что, тогда разговор короткий…

Савелий запрыгнул на подоконник, перекинул ноги в спальню, за ним показалась треугольная фигура Черноуса, облаченная в черкеску с осиной талией под ней, следом, отдуваясь медведем, перевалился старый Федул, за ним друг Гонтарь. В дверь забарабанили десятки кулаков, под стеной кто–то запалил смоляной факел, просунул его в окно. Дарган хотел было пойти навстречу друзьям, как вдруг увидел безжизненное лицо Маланьи. Сестра висела на руках у абрека, раскидав в стороны кисти, зрачки закатились, из открытого рта вывалился белый язык. Терзавшие душу сомнения о том, что она потеряла сознание, испарились — Маланья была мертва. Наверное ее убили до того, как в помещение ворвалась очередная стая разбойников. А может блаживший от ужаса абрек сначала проткнул женщину кинжалом, а потом загородился ее телом как щитом. Но это уже не играло роли. Одним прыжком Дарган перескочил помещение и вздернул шашку вверх. Увидел перед собой перекошенные страхом и злобой бородатые лица. Их было несколько человек, не успевших покинуть подворье станичника вовремя, и все равно надеявшихся на то, что русские в который раз отпустят их на свободу, не истребовав с них даже выкупа. Но теперь они просчитались, в свете нестойкого пламени от факела на лице сотника читался окончательный приговор. Казак давно перенял у горцев не только форму одежды, но и обычаи. Тонкие ноздри у него раздувались от жажды кровной мести.

— Дарган, опомнись, — успел крикнуть хорунжий Черноус. — Может Маланья еще живая!

В проеме двери показался Панкрат, за ним из горницы прибежал Захарка и наконец между братьями в спальню протиснулась Софьюшка со шпагой в руках.

— Батяка, абреков надо брать в полон, — подался вперед Панкрат. — Нам Петрашку от чеченов еще выручать.

— Не тронь их, батяка, — заблажил и Захарка. — У Мусы наш младший брат…

Но призывы сотником оказались не услышанными, они не в силах были пробить его чувства ненависти к бандитам с большой дороги, не щадившим в станицах ни малых, ни старых. Дарган воздел шашку и полоснул ею по сбитому пласту из человеческих тел, пытавшихся загородиться друг другом. Затем еще раз и еще.

— Дарган… — Софьюшка попыталась образумить мужа, она крепко пристукнула разутой ногой по полу. — Месье Д, Арган, шан зэ…ли…зэ… Мон херос, вы… вы не правы!

А сотник и подоспевший к нему брат Савелий рубили и рубили, они опускали клинки с плеча, с тягучей сладостью, до тех пор, пока по стенам спальни не расползлась безжизненная масса рваной плоти, забрызгавшая все вокруг потоками крови. И не было силы, которая смогла бы остановить братьев от исполнения возмездия, наконец–то настигшего непрошенных гостей.

Когда с абреками было покончено, Дарган вырвал из месива человеческих тел Маланью, положив на середину комнаты, заглянул в заляпанное темными сгустками белое лицо. Оно было спокойным, лишь зрачки успели подернуться серой пленкой. В отличие от заполнивших комнату служивых, сотник с самого начала не сомневался, что сестру убили, он подсунул под ее волосы валявшуюся на полу подушку. Подбородок сестры вздернулся вверх, обнажив на горле резанную рану, из нее со сляканием вытолкнулся клубок загустевшей крови.

— Будто какую овцу, — ни к кому не обращаясь, обронил казак, не в силах унять бурное дыхание. — Словно перед ними не люди, а… животные.

Вокруг продолжала стоять напряженная тишина, лишь на подворье раздавались проклятья сложивших оружие абреков, да резкие окрики охранявших их станичников. Из горницы в спальню со свечами в руках вошли девки Аннушка с Марией, и сразу шуганулись к застывшей на одном месте Софьюшке. За их спинами мелькнула встревоженная Аленушка с ребенком на руках, за ее ночную рубашку держался старшенький Александр.

— Больше среди нас потерь никаких? — обозрев семью слепым взором, спросил Дарган.

— Все живы, батяка, вот только Маланью жалко, — ответил за всех Панкрат. — И ранения пустяковые, абреки не смогли нас одолеть.

— И не одолеют, — поднимаясь во весь рост, стянул губы в белую нитку сотник. — Видать, чечены досе не понимают, что зло порождает зло.

— Со злом нужно бороться добром, — почуяв неладное, сделала шаг навстречу мужу Софьюшка.

Но Дарган уже поворачивался к Черноусу, пытавшемуся затолкать шашку в ножны:

— Сколько разбойников, говоришь, вы взяли в полон?