Робин Янг - Отступник

– Нет, – сказал Эдвард, положив руку ему на плечо. – Я видел, что они сделали с Уоллесом, видел глубину королевской ненависти, которая проявилась в каждом мгновении его казни. Ты замаран уже тем, что имя Уоллеса связано с твоим. А это письмо напрямую соединяет вас. И теперь король, глядя на тебя, будет видеть в тебе Уоллеса и бояться, что призрак мятежника вернулся. Валанс, конечно, тот еще ублюдок, но он прав. Ты уже один раз предал их. Так что теперь им легче поверить в твою виновность, чем оправдать тебя, а я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое, что с Уоллесом.

Роберт, глядя на брата, увидел на его лице страх, который тот испытывал нечасто.

– Хорошо. Мы пойдем через аббатство и попробуем затеряться в толпе. Левый трансепт [53]выходит на кладбище. Там можно перелезть через стену и выйти к реке, а дальше мы пойдем вдоль берега.

Держась рядом, братья вышли из проулка между амбарами, быстро пересекли грязный двор и перепрыгнули через низенький заборчик. Впереди показались двое мужчин – крестьяне, судя по их простой одежде и башмакам на деревянной подошве, – которые направлялись в аббатство.

Роберт посмотрел на них, и в голове у него забрезжила смутная идея.

– Эй, вы, – окликнул он их, ныряя в арочный проем в стене. – Мне нужны ваши накидки.

Мужчины оглянулись. Странная просьба привела их в замешательство. Один уже покачал было головой, но остановился, когда Роберт расстегнул заколку, которой крепилась его мантия.

Сбросив ее с плеч, он протянул ее мужчине, с опаской оглядываясь по сторонам.

– Взамен мы отдадим вам свои, – сказал он, кивая Эдварду, который уже догадался, что он задумал.

Мужчины изумленно уставились на них. Атласные накидки с подкладкой сверкали в тусклом свете полудня золотым и серебряным шитьем. После недолго размышления оба сбросили свою промокшую от дождя и местами заштопанную одежонку, цветной узор на которой был уже неразличим. Роберт взял одну накидку, Эдвард – другую. Завернувшись в них и оставив крестьян с нежданной добычей, братья бегом припустили по траве, чтобы смешаться с толпой паломников и нищих, бредущих в аббатство.

Роберт опустил на лицо капюшон, и на него пахнуло пóтом другого мужчины. Он постарался задрапировать свой длинный меч полами накидки, но тонкая ткань не сможет спрятать клинок от первого же внимательного взгляда. Когда они подошли к дверям, пройдя под скалящимися мордами горгулий, он вклинился в толпу нищих, пытаясь укрыться от глаз стражников, которые разговаривали друг с другом, стоя у входа и разглядывая проходящую мимо бесконечную череду просителей. Наклонив голову и ссутулившись, он отчаянно старался стать невидимым. Но беспокоился он напрасно. Быть крестьянином и означало стать невидимым. Рыцари не обращали ни на него, ни на его оборванных спутников ни малейшего внимания, глядя сквозь них. Они не заметили графа в облике нищего, пронесшего меч в храм Господень. Они видели лишь очередную заношенную до дыр одежду, скрывавшую нищету и голод.

Через несколько мгновений братья оказались внутри, медленно двигаясь в толпе мужчин и женщин, и аромат ладана заглушил запах бедности. Многие новоприбывшие смотрели на альмонариев [54], раздающих монеты. Другие вертели головами, двигаясь по проходу к тому месту, где стояли чиновники, откидывая промокшие капюшоны и с раскрытыми ртами глазея на огромные колонны, которые ярус за ярусом возносились к небесам и Господу. Похожее на пещеру пространство было освещено свечами, пламя которых дробилось на золотых и бронзовых статуях, отражаясь в настенных фресках, украшавших стены позднейшей части здания, возведенной по приказу Генриха III, отца нынешнего короля. Аббатство поражало роскошью и великолепием, достойным самого Иисуса Христа и недосягаемым в их повседневной жизни, полной тяжкого труда.

Роберт заметил и других стражников, охранявших две святые реликвии, хранившиеся в аббатстве, – зуб одного из волхвов и камень с отпечатком ноги самого Христа, – специально выставленные на обозрение паломников, многие из которых опускались перед ними на колени, молитвенно сложив руки. Страстный шепот звучал под сводами аббатства. Роберт не поднимал головы, старательно глядя в пол, на котором потертый песчаник сменился в средокрестии плитами с вмурованными в них драгоценными камнями. Людской поток впереди раздваивался; одни шли к альмонариям за едой, другие направлялись к резным перегородкам в самом сердце аббатства, за которыми находилась усыпальница Исповедника. Здесь Роберт остановился.

– Брат, – прошептал Эдвард, кивая на неприметную дверь в северном трансепте, которая вывела бы их на кладбище. – Смотри. Путь открыт.

– Пока еще нет, – пробормотал Роберт, не сводя глаз с перегородки. За ней лежали ответы, которые он искал.

Все это время реликвии были заперты в Тауэре, находясь вне пределов его досягаемости. А сейчас они были здесь, лежали на самом виду, всего в нескольких ярдах от него, воплощая в себе могущество короля, которое он демонстрировал своим подданным, собираясь навеки скрепить печатью судьбу Шотландии. Старый хитроумный ублюдок соблазнял их кровью, хлебом и благословениями, дабы они распространяли слухи о его власти, человеколюбии и величии. Роберт уже приходил сюда однажды. И сейчас никто не заставит его свернуть с избранного пути. Риск не мог ничего изменить. Наоборот, он придавал ему решимости. Он знал, что это – его последний шанс.

Не обращая внимания на протесты Эдварда, он стал пробираться сквозь толпу паломников к резной перегородке. Он отыскал взглядом трон для коронаций, стоявший на покрытом ковром возвышении, в основании которого покоился Камень Судьбы. Его вдруг потянуло к нему – в голове у него крутились мысли о спасении и искуплении – но он постарался отогнать их от себя. Понадобились усилия трех человек, чтобы поднять Камень, когда Рыцари Дракона забирали его из аббатства Скоун. Сосредоточившись на том, ради чего он пришел сюда, Роберт обошел перегородку. Брат следовал за ним по пятам.

У основания усыпальницы толпились страждущие. Одни стояли на коленях в нишах, стараясь оказаться как можно ближе к телу святого, а другие, кому повезло меньше, окружали их плотными рядами. Третьи задерживались поодаль, перед тем как обойти перегородку с другой стороны, но людской водоворот не останавливался ни на мгновение. Очень многие, как обратил внимание Роберт, страдали всевозможными увечьями, а кости Исповедника как раз и обладали, по всеобщему поверью, исцеляющим действием. Над каменным основанием усыпальницы был подвешен расписанный красками полог, под которым виднелась рака с останками святого.

Взгляд Роберта был прикован к задрапированному тканью алтарю, на котором покоились четыре предмета. На бархатной подушечке лежала Корона Артура, отобранная у валлийского принца Мадога ап Лльюэллина после подавления последнего восстания. Рядом с ней лежала куртана – Меч Милосердия, принадлежавший самому Исповеднику. Между ними, поперек алтаря, вытянулся посох Малахии, и его инкрустированная драгоценными камнями поверхность сверкала и переливалась в пламени нескольких свечей. Наконец Роберт разглядел черную лакированную шкатулку, в которой король хранил «Последнее пророчество». Два стражника в ярко-алых ливреях стояли по бокам алтаря, охраняя сокровища.