Робин Янг - Отступник

Роберт едва слышным шепотом заговорил с братом:

– Я хочу взять шкатулку с пророчеством.

– Роберт, нет. Она не стоит твоей жизни!

– Прошу тебя, Эдвард, ты должен помочь мне. Верь мне, я должен это сделать.

Эдвард пристально всматривался в его лицо, удивленный просительными нотками в голосе старшего брата. Вместо ответа он сунул руку в складки своей поношенной накидки и стиснул рукоять меча, отобранного у Брайана.

Они стали медленно пробираться вперед сквозь ряды паломников. Некоторые из них, раздосадованные вторжением, поднимали головы, недовольно глядя на них. Кто-то пробормотал братьям, что они должны дождаться своей очереди. Стражники посмотрели в их сторону, но ничего не сказали. Братья были уже почти у самого алтаря, когда за перегородкой раздались громкие крики. Роберт похолодел, узнав резкий и пронзительный голос Эймера де Валанса.

– Они где-то здесь! Эти крестьяне видели, как они входили сюда. Найдите их!

У Роберта упало сердце, когда он понял, что накидки выдали их. В отчаянии он прыгнул к алтарю, расталкивая людей в стороны. Стражники, внимание которых отвлекли громкие возгласы по другую сторону перегородки, заметили его в самый последний момент. Один из них крикнул, предупреждая товарища об опасности, и потянулся за мечом, но Роберт уже обнажил свой. Выхватив клинок из складок своей мантии, он ткнул им в стражника, и тот, попятившись, налетел на паломника, стоявшего у него за спиной на коленях, и рухнул навзничь, ударившись затылком о каменное основание усыпальницы.

Вид обнаженного меча и крик упавшего стражника вывели паломников из молитвенного транса. Повсюду люди вскакивали на ноги, а в это время второй стражник выхватил свой меч и атаковал Роберта. Звон клинков взбудоражил остальных верующих. Человеческое море пришло в движение, люди старались отойти от алтаря и двух мужчин, сражающихся перед ним. В это время к усыпальнице продолжала двигаться вереница страждущих со двора, и началась давка – тем, кто стремился выбраться наружу, не давали выйти те, кто хотел попасть внутрь. Раздались крики боли и страха, когда толпа начала топтать стариков и больных. Первый стражник сумел встать на колени, но в суматохе он выронил меч и теперь шарил руками по полу в попытке найти его.

– Я возьму его! – крикнул Эдвард, загораживая Роберта от второго стражника.

А Роберту только этого и надо было. Он рванулся к шкатулке. Но тут толпа внезапно подалась в его сторону, он потерял равновесие и повалился на алтарь. Куртана, подпрыгнув, сбила Корону Артура с подушечки, а посох Малахии врезался в черную шкатулку, заскользившую по ткани, которой был задрапирован алтарь. Роберт прыгнул, но было уже слишком поздно. Шкатулка с треском ударилась о каменные ступени. В это же время две свечи опрокинулись, и тонкий атлас алтарного покрывала вспыхнул ярким пламенем.

Роберт слышал за спиной крики Эймера и его людей, пытавшихся пробиться к усыпальнице. Среди паломников началась паника. Повсюду раздавались испуганные крики, когда людей сбивали на пол и топтали ногами. Его брат ударил второго стражника рукоятью меча в лицо, сломав ему нос, а после пнул ногой в живот, отчего тот согнулся пополам. Роберт наклонился и подхватил шкатулку с пророчеством. Крышка ее осталась закрытой, но в боку зияла широкая трещина, в которой виднелось ее содержимое. По коже Роберта пробежали мурашки. Там ничего не было – ничего, кроме темной блестящей поверхности, отражавшейся в самой себе. Ни клочка пергамента, ни даже пыли. Шкатулка была пуста.

– Уходим! – крикнул Эдвард, подбегая к нему.

Роберт помедлил, глядя на алтарь, где уже вовсю полыхала ткань. А потом, сунув шкатулку брату, он схватил посох Малахии.

Пока Эймер и его солдаты пробивались сквозь волны людей, во все стороны разбегавшихся из аббатства, Роберт и Эдвард смешались с этой человеческой массой. Сунув мечи в ножны и накинув капюшоны, они спрятали сокровища под накидками, став неотличимыми от обнищавших паломников в таких же лохмотьях. Добравшись до двери в северном трансепте, в которую ломилась толпа, Роберт оглянулся. К усыпальнице Исповедника бежали каноники, чтобы погасить пламя, оглашая встревоженными криками своды, под которыми уже плавали клубы дыма. Он увидел, как Эймер де Валанс в бешенстве срывает капюшоны с голов тех, кто попадался ему навстречу, но тут людской поток вынес Роберта через дверь в серый полдень. Он по-прежнему крепко сжимал в руке посох Малахии. Когда Эдвард с Робертом бежали по кладбищу, перепрыгивая через могилы и направляясь к стене, тянущейся вдоль Тайберна, перед мысленным взором Роберта всплыло лицо. Лицо человека, который, как он теперь был уверен, предал его.

Это было лицо Джона Комина.

Несколько человек быстро пробирались по пустырю, раскинувшемуся позади глинобитных хижин и домишек. Здесь они не рисковали столкнуться с жителями городка, которые запрудили главную улицу, расходясь по домам и пряча лица от холодного ветра, налетающего с реки Нит [55]. Наступил вечер, время близилось ко всенощной, и вокруг новорожденного месяца зажглись первые звезды, похожие на осколки драгоценных камней. В холодном воздухе ощущалось приближение снегопада. По бокам тропинки лежали сугробы, перемешанные ногами людей и животных в жидкую кашу.

Люди шли по вонючим переулкам, мимо выгребных ям, бочек с водой и загонов для животных, давя сапогами подмерзшие отбросы, а перед ними черным приливом разбегались крысы. Когда они миновали очередной забор, за ним раздалось злобное рычание, и чье-то тяжелое тело с разбегу ударилось об него. Кристофер Сетон прижался спиной к бревенчатой стене дома, хватаясь за рукоять своего меча, когда рычание сменилось звонким лаем.

– Господи Иисусе!

– Идем! – скомандовал Томас Брюс, устремляясь дальше по переулку.

Услышав чей-то возглас у себя над головой, Кристофер взглянул наверх и успел увидеть в темном провале окна белое пятно женского лица. Завидев проходящих внизу мужчин, она с громким стуком захлопнула ставни, что вызвало новый взрыв собачьего лая. Опустив пониже капюшон накидки, Кристофер поспешил вслед за своими товарищами.

В конце ряда убогих домишек перед ними открылась улица, булыжная мостовая которой белела пятнами инея. На другой ее стороне вздымалась стена монастыря францисканцев. Мужской монастырь, построенный по приказу матери Джона Баллиола более сорока лет назад, доминировал над всей северной частью Дамфриса. Еще дальше из окон жилых домов лился свет и доносились голоса; люди готовились отойти ко сну, запирая двери и окна, прячась от ночного холода и темноты. В воздухе висел резкий запах дыма.