Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи

— Хорошо, капитан, — улыбнулся ирландец, — я был бы рад помочь, но вас столько, что это мы будем вашими пленниками, а не наоборот, учитывая, что вас двадцать, а нас только семеро.

— Но, конечно, вы можете связаться с вашим командованием и убедить их послать за нами военный корабль?

— Боюсь, это не так-то просто. Мы тут сами по себе, говорю же вам. К нам раз в три месяца приплывает канонерская лодка, и последний визит она нанесла неделю назад. Что до остального, то здесь нет ни дорог, ни телеграфа. Быстрее всего послать сообщение наместнику в Таракан с бегуном, который будет три дня бежать туда и столько же обратно. Что касается вашего содержания здесь, то наши припасы этого не позволяют. В этих краях еда не в избытке. Нет, капитан, надеюсь, вы не подумаете, что я негостеприимен, мне приятно, что вы нас навестили, но думаю, вам лучше выйти в море и самим доплыть до Таракана. Это всего лишь миль пятьдесят, а я дам вам карту и письмо к комиссару с объяснением, почему мы не могли оставить вас здесь.

Я взвесил сложившееся положение. Конечно, гораздо привлекательнее провести еще день в море, чем сидеть здесь неизвестно сколько в ожидании, пока голландские власти пришлют за нами корабль. В конце концов, может потребоваться больше времени, чем я думал, чтобы избежать интернирования. И сказать по правде, я очень хотел вернуться в Европу, пока еще идет война. Последняя новость до побега из Циндао была о том, что в начале сентября немецкие войска находились вблизи Парижа. Тогда, конечно, война закончится до Рождества, возможно, даже раньше. И в то же время, кто знает, какие грандиозные события я могу пропустить, пока сижу в Батавии под арестом, читая газеты и желая оказаться там, где идут военные действия. Я также чувствовал, что лейтенант Эрлих настроился добраться до своей далекой родины и продолжить борьбу за кайзера. Нет, подумал я, давайте поспешим навстречу цивилизации.

На следующий день ближе к вечеру джонка императорского и королевского флота «Шварценберг» обогнула северную оконечность довольно большого острова приблизительно в десяти милях к северо-востоку от Таракана, отмеченного на карте Шанахана как “остров Секу”. Мы держались со стороны моря, потому что в проливе между островом и материком пряталось много коралловых рифов. Когда мы проползли вокруг мыса, крик Кайнделя вынудил меня помчаться в носовую часть корабля.

На якоре в окаймленном пальмами заливе, примерно в трех милях к югу, стоял большой пассажирский лайнер. Он выглядел до странности знакомым. Я взял бинокль и начал его изучать. Сомнений быть не могло. Для неопытного глаза новая окраска может полностью изменить внешний вид корабля. Но я провел на море слишком много лет, чтобы купиться на такое. Элегантный черный корпус и белые палубные надстройки неровно и кое-как перекрасили в серый цвет как у линкоров, но колпаки на трубах и забавные закругленные аркады вдоль прогулочных палуб ни с чем не спутаешь.

Перед нами был лайнер «Австрийского Ллойда» «Горшковски», на борту которого я прибыл на Дальний Восток три месяца назад, в последний раз я видел его пришвартованным у набережной Вайтань в Шанхае. Но что он делает здесь, в Ост-Индии? Я настроил бинокль и увидел энное количество красноречиво задрапированных брезентом бугров на форкастле и около поручней квартердека. Так что это был он: оснащённый как вспомогательный крейсер для разрушения торговых путей.

Это просто везение, и никакой ошибки. Я знал, что до 1914 года наши германские союзники создали по всему миру сложную сеть станций по снабжению углем и боеприпасами для оказания поддержки в крейсерской войне против огромного британского торгового флота. Как и следовало ожидать, у Австро-Венгрии такое снабжение отсутствовало. Но я знал, что, по крайней мере теоретически, австрийские пассажирские лайнеры могут быть оснащены как вооруженные торговые крейсеры, а их экипажи в основном составляли флотские резервисты. Видимо, когда началась война, капитан Мартинелли проявил весьма несвойственную австрийцам инициативу и вооружил ​​корабль, чтобы заниматься каперством [78] Каперы (корсары, приватиры) (нем. Kaper, фр. corsaire, англ. privateer) — частные лица, которые с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооруженное судно с целью захватывать торговые корабли неприятеля, а в известных случаях — и нейтральных держав. То же название применяется к членам их команд. . Что ж, раз дело обстояло таким образом, для нас найдется место на борту.

А что насчет наших китайских моряков? Подумав об этом, я решил, что у меня нет желания вовлекать их в европейскую войну. За две недели они и без того вынесли достаточно, хотя мы так и не поучаствовали в боевом задании той ночью в Циндао. И я чувствовал, даже если они теперь фактически члены австро-венгерских кригсмарине, с них уже хватит.

Разумеется, у меня не было никакого желания видеть, как их мобилизуют для длительной и гораздо менее хорошо оплачиваемой службы императору Францу-Иосифу. Нет, мы оставим им джонку и деньги, чтобы китайцы смогли добраться домой. Эрлих может какое-то время оставаться с ними. После того как мы с Кайнделем доложимся капитану «Горшковски», мы пошлем ему сообщение с предложением присоединиться к нам. Если он захочет, то может выбросить за борт торпеды, загрузить пулемет и винтовки на сампан и попрощаться с обоими Беями из Вены и остальными, заплатив им оставшуюся часть вознаграждения. Эрлих говорил, что как раз в это время года северо-китайские джонки регулярно торгуют в этих водах, поэтому наши китайцы без особых проблем смогут присоединиться к направляющейся домой флотилии.

«Шварценберг» бросил якорь в небольшой бухте, скрытой от посторонних глаз, и мы с Кайнделем отплыли на сампане. К этому времени мы уже изрядно пообтрепались, загорели и обросли. И нам будет нелегко убедить вахтенного офицера, что на самом деле мы моряки австро-венгерского военно-морского флота, особенно если мы приплыли на сампане. Но проблема решилась сама собой. Нам пришлось грести почти час, чтобы приблизиться к «Горшковски» на расстояние оклика. Мы подплывали с кормы, как и в предыдущий раз в Антибари.

Я заметил, что название корабля затерто. С некоторым удивлением я также увидел, что когда-то безупречный корабль теперь выглядел очень потрепанным: не только пятна ржавчины и грязь (что вполне допустимо после трех месяцев войны), но неопрятный во множестве тех мелких деталей, которые и отличают образцовый корабль от плавучего бардака — криво висящие на балках шлюпки, хлопающие открытые иллюминаторы, постиранное белье, небрежно висящее на поручнях. Что-то в его облике меня смущало.