Шарлотта Лин - Мэри Роуз

— Ах, что ты, какой зять! — Сильвестр погладил деку лютни. — Чужой человек такого не подарит, только тот, кто видит меня насквозь. Я писал Энтони о неловкости Диззи, и он купил эту лютню у торговца из Тироля. Нигде в Европе не делают лютни так, как на краю Альп, нигде нет древесины, которая звучала бы именно так.

«Ты удивляешь меня, любимый», — подумала Фенелла. Должно быть, у него все хорошо, если он отважился на столь очевидное доказательство своей любви.

— А это тебе. — Сильвестр протянул ей черный замшевый мешочек. Но затем его захлестнуло любопытство, и мужчина перевернул его, прежде чем Фенелла успела взять мешочек в руки. Узкое серебряное колечко едва не упало, и, возможно, камень разбился бы об пол. Он сверкал и переливался, ловя свет, словно голубое стекло.

— Прости, — пробормотал Сильвестр, положил лютню на стол и взял руку Фенеллы, чтобы надеть кольцо ей на палец. — Так поступает высшее дворянство Европы: если сам жених не может присутствовать, он присылает вместо себя друга.

У Фенеллы никогда не было украшений, и Энтони был последним человеком на свете, от которого она могла ожидать подарка. Она всегда напоминала себе, что ей достаточно их глубокой связи, что они могут отказаться от банальных радостей любви. От осознания, что вопреки ожиданиям он все же испытывает желание дарить ей подобные радости, по спине побежали мурашки.

Сильвестр по-прежнему держал ее за руку, рассматривая кольцо. Оно было сделано из двух переплетенных серебряных струн, на концах которых лежал камень. От каждого движения пальца синева камня изменялась.

— Это аквамарин, — рассмеялся Сильвестр. — Нет, этот безумец не совсем превзошел себя. Ты знаешь, что означает это название?

— Нет.

— Морская вода.

Фенелла тоже рассмеялась.

— О, Сильвестр, как он мог купить нам такие дорогие подарки? Неужели твой зять столько ему платит?

— Это я ему посоветовал, — ответил Сильвестр. — Или он должен был получить лучший талант Гемпшира за гнилое яблоко и яйцо?

Смеясь, они переглянулись. Вздохнув, Фенелла спросила:

— Ты сказал, что посыльный прибыл из Лондона. От графа Рипонского? Но это значит, что Энтони уже в Англии!

— Значит, так и есть, — подтвердил Сильвестр и обнял ее.

Дети толкались у их ног. Тетушка Микаэла протиснулась между ними, чтобы посмотреть на кольцо, а сэр Джеймс вышел из кабинета, привлеченный всеобщим волнением. Повисло недолгое молчание, которое нарушил голос посыльного:

— Мастер Саттон.

Все обернулись. Мужчина, по-прежнему стоявший в дверном проеме, откашлялся, словно то, что он должен был сказать, застряло у него в горле.

— Вы не дали мне договорить на улице, — наконец произнес он. — Иначе я сразу сказал бы вам, что я прибыл не с хорошими новостями. Мой господин, граф Рипонский, велел мне передать подарки от вашего знакомого. Но просил не трубить об этом повсюду и с учетом обстоятельств проявить понимание, что он больше ничего не может сделать для вашего знакомого.

— Позволено ли нам узнать, о каких обстоятельствах ты говоришь? — рявкнул Сильвестр.

Посыльный снова откашлялся.

— Ваш знакомый был арестован по прибытии в Лондон, — произнес он. — На борту у него были обнаружены еретические книги. Экземпляры того самого скандального перевода Нового Завета, из-за которых уже не первый месяц бурлит Лондон. Они были завернуты в тюки немецкого сукна.

Лицо Сильвестра посерело.

— И что теперь? — пронзительно вскрикнул он. — Что теперь с ним будет?

Посыльный потупился.

— Мне очень жаль, мой господин. Если не случится чуда, он будет сожжен.

Что-то произошло. Дрожала земля, упала комета. Но Джеральдина, графиня Рипонская, всю жизнь дожидавшаяся такого события, была обречена на то, чтобы стоять у забора и просто наблюдать за происходящим.

Кардинал Уолси, массивный, вездесущий, которого остроумные наблюдатели величали «королем над королем», восемь недель тому назад был лишен всех своих регалий и отлучен от двора. Печать лорд-канцлера ему пришлось передать ученому Томасу Мору, считавшемуся его записным врагом. Мор обвинил Уолси в том, что он нарушил закон Praemunire. Что он в Англии поставил указания Папы выше указаний своего короля. Многие предполагали, что за это его приговорят к смерти. Королевский двор Праздновал Рождество, как и многие годы прежде, в резиденции Хемптон-корт, зачарованном идиллическом замке, который создал для себя Уолси. Самого же его там больше не было. Замок над Темзой, уже не принадлежавший ему, перешел во владения короля, который вырвал руль из рук своего штурмана.

Джеральдина по-прежнему ненавидела все сравнения с кораблями, но, несмотря на это, они всплывали сами собой.

В каждом уголке праздничного зала рассуждали об истинной Причине падения могущественного церковника. Еще во время застолья слышно было, как Шаркают придворные господа и дамы, а когда убрали столы, от шепота, казалось, даже воздух стал гуще. Никто не мог сосредоточиться на танцах, смена променадов служила исключительно для этого, чтобы подать знак или бросить взгляд: «Вы знаете что-нибудь новенькое? Слышали что-нибудь?»

Джеральдина знала все. Ей была известна причина падения Уолси еще до того, как оно вообще произошло. Если бы ей были нужны деньги, она могла бы зарабатывать пророчицей на Чипсайде.

Но Джеральдина в деньгах не нуждалась. С тех пор как их у нее стало в избытке, они потеряли для нее всякую привлекательность. Она стала блестящей шпионкой, потому что все, что ей удавалось узнать, оставляло ее равнодушной. На имевшейся у нее информации она могла бы заработать целое состояние, но только время от времени продавала малую толику, и лишь потому, что ей было нечего делать.

Правда, однажды ей удалось осуществить искусный ход, от которого кровь вскипела у нее в жилах: пять лет назад она свергла неназываемого. В этот миг триумфа ожили все ее чувства, и в течение многих лет она надеялась, что так будет и дальше. Она создала себе новые вершины, начала вести с неназываемым упоительную игру, как когда-то с вшивыми шавками и котами, которых подкармливал у них во дворе повар Карлос. Как и тогда, ей пришлось накручивать себя, вести от одного упоительного состояния к другому, пока она не достигла величайшего из них. После этого здание рухнуло. Неназываемого она победила, и за живительным огнем, пронизавшим все ее тело, наступили пустота и скука — холодная зола в прогоревшем камине.