Шарлотта Лин - Мэри Роуз

— И почему он не сообщил заранее, что собирается нанести тебе визит на Рождество? — настороженно поинтересовалась Анна. — В конце концов, твой Роберт легко мог раздобыть для него приглашение, ведь король старается угадать каждое его желание!

— Просто они пишут вместе книгу о кораблестроении, — отмахнулась Джеральдина. — Подобные вещи объединяют мужчин.

— Твой брат строит корабли, верно?

— Мой брат и мой муж не друзья.

— Ага, — произнесла Анна и искоса посмотрела на Джеральдину. — Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Устрицу. Стоит стукнуть по ней, как она закрывается, и я не знаю, есть ли внутри жемчужина.

«Никакой жемчужины нет, — подумала Джеральдина. — Никакого мяса. Только пустота». Внезапно ей ужасно захотелось увидеть Сильвестра. Ноги болели, но она встала.

— Я заберу брата из твоих комнат. Спасибо, что ты позаботилась о нем.

— «Спасибо, спасибо», — передразнила ее Анна. — Тебе кто-нибудь говорил, что брак тебе не к лицу, Джеральдина? Когда-то я готова была поклясться, что в тебе горит какой-то огонь, что-то вроде тоски по тому, из чего, собственно, и состоит жизнь. Но с тех пор как ты прибрала к ногтю своего забавного графа, ты стала такой же равнодушной и флегматичной, как и все остальное стадо.

Я тебе только что рассказала, что собираюсь встряхнуть этот сонный мир, а ты что делаешь? Вежливо сдерживаешь зевоту и благодаришь за то, что я позаботилась о твоем брате.

Джеральдина не знала, что ответить на этот упрек.

— Мне жаль, что я заставила тебя скучать, — наконец сказала она и направилась к двери через двор. Под козырьком в темноте блестели острые, как кинжалы, сосульки.

Король отдал Анне две смежные комнаты в жилых покоях Уолси и разрешил ей обставить их по своему усмотрению. Несмотря на поспешность, с которой пришлось производить перемену обстановки, Анна доказала, что у нее есть свой собственный вкус, отчасти по-французски легкомысленный, однако стиль был выдержан во всем. Из цветов преобладал темно-зеленый, подчеркивавший расставленные золотом акценты. Горевшие в камине лепестки роз источали быстро улетучивавшуюся сладость. У Джеральдины болели пальцы, а суставы, казалось, трещали, словно тающий лед. У окна стоял ее брат Сильвестр и смотрел на реку.

Его спина, обтянутые атласом плечи, блестящие волосы были ей знакомы лучше, чем все те, что встречались при дворе. Когда- то они надоели ей, девушке хотелось сбежать от него любой ценой, но теперь она тосковала так, что бросилась к нему:

— Сильвестр!

— Джеральдина! — Он обернулся. Лицо его казалось усталым и напряженным, но, увидев ее, он тут же улыбнулся, раскрыл ей объятия.

Она прижалась к нему. Холод вмиг растворился, словно талая вода. От брата пахло Саттон-холлом, лавандой, которую бросала в камин тетушка, воском с отцовской пасеки и немного — водорослями, солью и смолой. Она ненавидела Портсмут, ни за что не хотела туда возвращаться, но этой ночью запах был ей приятен.

— Мне не хватало тебя, — произнес он.

— Тогда нужно было приехать ко мне в гости.

— Ты же знаешь, что я не могу сделать этого. Я потребовал, чтобы твой муж сказал правду, но он отказался и заставил моего друга заплатить непомерную цену. Я не смог бы разговаривать с таким человеком, все слова застряли бы у меня в горле.

— Замолчи же! — Она вырвалась из его объятий. — Неужели ты настолько наивен? Разве никто не говорил тебе, что у стен есть уши?

Он понурился.

— Но я должен говорить, Джеральдина. Мне нужна твоя помощь.

— Ты поэтому приехал? Не потому, что скучал по сестре, а потому, что хочешь спасти шкуру своего черного дьявола?

— Энтони не дьявол! Он человек, истекающий кровью и корчащийся от боли, когда его пытают, человек, который так и не понял, в чем его обвиняют, и который из-за предательства твоего графа вот уже пять лет страдает в аду.

— А почему он не умер? — вырвалось у Джеральдины. Казалось, внутри у нее все дрожит, и ей пришлось ухватиться за стену. — Одних людей, распространявших книгу этого Тиндейла, сожгли, другие подохли в темнице. Почему этот черный висельник до сих пор жив? Почему он выдержал пытки, болезни, голод — не потому ли, что его защищает дьявол?

Брат посмотрел на нее.

— Если бы ты видела его, ты ни за что не говорила бы, что его защищают или что он что-то выдержал, — произнес Сильвестр. — Он разбит, Джеральдина. Его бесконечно мучили и унижали, это уже за пределами человеческих возможностей. Все эти годы мы боролись за то, чтобы его оправдали, потому что ему было так важно отмыться от обвинений, но больше не получается. Нам нужно помилование. Он перестал разговаривать, он уже даже корабли не рисует. Если он вскоре не выйдет оттуда, то сломается. Больше он не выдержит.

«Интересно, каково это — знать человека, из-за боли которого плачешь?» — пронеслось в голове у Джеральдины.

— Я думаю, что он способен выдержать больше, чем ты можешь себе представить, — заявила она. — Если ему действительно было так важно выйти из Клинка, он должен был отказаться и принять связку хвороста, не так ли?

— Нет, не так! — в отчаянии воскликнул Сильвестр. — Даже если бы он смог жить с подобным унижением и отречься, он должен был бы признаться, что что — го сделал! У судьбы черный юмор — закоренелого католика обвиняют в том, что он мятежник-лютеранин.

— Значит, пусть погибает из-за своего упрямства.

— Ты называешь это упрямством? — Сильвестр вытер слезы тыльной стороной ладони и уставился на нее. — Если человек во время многонедельных допросов не открывает рта, поскольку не может заявить о том, что совершил что-то, и не может обвинить человека, который его предал? Я называю это иначе. Да, я жалел, что он настолько чертовски уверен в необходимости выгородить твоего мужа, но в то же время я жалею, что у всех нас нет даже малой толики его напористости.

«Поэтому я и завидовала тебе, — подумала Джеральдина. — Ты такой настоящий. Тебя ничто не может поколебать. Плачешь ли, краснеешь ли, поешь ли свои странные песни или любишь своего неназываемого, ты всегда только ты».

— Я не могу помочь тебе, Сильвестр.

— Ты должна! Твой муж имеет влияние на короля, так все говорят, и ты знаешь почему. Твой муж должен пойти к королю и попросить его отдать ему Энтони, без проволочек, просто как акт милосердия, в честь Нового года. Ты так красива, Джеральдина. Краше нет. Даже чудовище не смогло бы тебе отказать.

— Может быть. Вот только я не буду просить его.

Он схватил ее за руки, взмолился.

— Но кто же тогда поможет мне, если не ты? Ты не просто моя сестра, ты моя двойняшка. Иногда мне казалось, что ты моя половинка, которой мне недостает.

«Да, мне тоже так иногда кажется, — осознала Джеральдина. — Только с той половиной, что досталась мне, по жизни идти легче». Она высвободилась.