Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

Неподалеку от ней жил еще один их родственник, господин Селиверстов, Сергей Петрович, и хотя он у нас и не был на свадьбе; однако мы не преминули у него побывать, ибо теще моей хотелось ему меня показать и его со мною познакомить. Человек он был уже не молодой и дряхлый, имел превеликую семью и детей множество.

Кроме сего жила неподалеку от ней еще другая небогатая вдова, бывшая также им в родстве, из фамилии Хотяинцовых, а по имени Катерина Алексеевна, с дочерью своею Авдотьею Андреевною, бывшею потом за двумя мужьями, Ферапонтовым и Перхуровым. С сею я также тогда познакомился, и о сей упоминаю я более для того, что помянутая дочь ее, будучи тогда еще очень молодою, живала потом по многому времени у нас в доме, и почти воспитываясь в оном, делала жене моей компанию и увеличивала собою почти наше семейство, и мы пребыванием ее у нас всегда были очень довольны.

Из Калединки, продолжая путь, заезжали мы к старику г. Недоброву, Васплью Тихоновичу. О сем любимом и почитаемом родственнике их имел я уже случай упоминать вам. Он был самый тот добродушный и умный старичок, у которого в доме видел я в первый раз жену мою, и с которым уже с тогдашнего времени сделался знакомым. Он принял нас в сей раз наиблагоприятнейшим образом и угостил так, что мне приятно было быть у него в доме; и как он и жена его, такая ж добренькая и добродушная старушка, как и он, полюбили меня скоро в особливости, и я всегда приязнию и дружбою их так доволен, что и они всегда были и у меня наиприятнейшими гостями, и сие согласие и дружба между нашими домами продлилась до самой их кончины, которая к сожалению воспоследовала немногие спустя годы после моей женитьбы.

По приезде ж в Коростино за первый долг почли мы отвезть также визит свой к ближайшему их соседу и родственнику, Ивану Алексеевичу Колюбакину — человеку доброму, но крепкому на ухо. Он жил в одном селе с нашими и только чрез улицу от нашего двора и имел изрядный домик и не старую еще жену, жившую с моими в великой дружбе. Мне ж в особливости знаком был ко службе брат его родной, Кирилл Алексеевич — самый тот, с которым я стоял вместе на карауле в Рогервике и с которым, возвращаясь, сыграли мы над князем Мышецким на квартире комедию. Сей дом как до того, так и после во всегдашнее время, был нам благоприятен и дружелюбен и соседями сими были мы довольны.

Кроме сего был тут же в селе и за речкою и другой еще домик, с живущею в нем вдовою старушкою и тою Аграфеною Ивановною, о которой я имел уже случай упоминать. Она была также нашим с родни и жила прежде с тещею моею в отменном и тесном дружестве; но тогда было между ими небольшое несогласие, и, что удивительнее всего, — то за меня.

Старушке сей что–то приди охота разбивать наше сватовство, и не только не знавши меня в глаза, корить и хулить меня всячески, но и жене моей, которая любила ее очень с самого малолетства, внушать обо мне не только самые невыгоднейшие мнения, но с пути ее сбивать еще и обещаниями сыскать ей другого, несравненно лучшего и богатейшего жениха, и говорила уже ей о каком–то Хитрове. А всем тем и наделала она очень много пакостей, и впечатления, произведенные ею в нежном и мягком уме и сердце жены моей, производили действия, которые приметны были даже и по прошествии многих лет после сего времени. Словом, старушкою сею ни теща моя, ни я не имели причины быть довольными. Однако я, хотя не тогда, а после, презрев все сие, возобновил и с нею прежнее знакомство и заставил и ее себя почти насильно любить и почитать. Старушка сия жила после того по смерть свою в Тульском монастыре, в котором была она наконец игуменьею. Но характер ее был во всю жизнь не из лучших и похвальнейших.

Из села Коростина ездили мы потом в село Луковицы, для отвезения своего визита и благодарности господину Арсеньеву, Василью Васильевичу, как бывшему у нас также на свадьбе и бравшем во всем деле нашем соучастие. Поелику был он помянутой тетки жены моей, Матрены Васильевны, родной брат; то и жили наши как с ним, так и с женою его, Афимьею Никитичною, боярынею умною и ласковою, в особливом дружелюбии, и я могу сказать, что и сим домом был я всегда доволен. Они меня также полюбили и любили даже по смерть свою, хотя мы и жили после уже в отдаленности друг от друга и не так часто видались, как тогда. А в то время езжали мы к ним всякий раз, когда ни случалось нам бывать в Коростине, а и они бывали у нас не только там, но приезжали к нам не один раз и в Дворяниново; а по них сделались мы после того знакомыми и с другими господами Арсеньевыми, как–то: Иваном Михайловичем и братом его, Михаилом Михайловичем, в особливости же с другим родным же братом Матрены Васильевны и известным всей России по высокому и великому своему росту, Дмитрием Васильевичем Арсеньеввм, служившим тогда в кавалергардах и знавшим меня еще ребенком, поелику он в молодости своей служил у отца моего в полку адъютантом и из оного взят был тогда в лейб–компанию.

Оттуда ж ездили мы наконец и в другую сторону и за большую дорогу из Москвы в Тулу, где жила родная и меньшая сестра тетки жены моей, Анна Васильевна, бывшая в замужстве за небогатым дворянином, господином Крюковым, Борисом Ивановичем. Они жили в деревне Каменки, неподалеку от Вашаны, где живут и поныне, и были оба нам также рады и угощали нас дружелюбнейшим образом. Но к сему дому не лежало у меня тогда как–то сердце, несмотря, что они к нам всегда ласкались и не было между нами никакого несогласия.

Не то особливый и оригинальный характер сего г. Крюкова, не то досадная и никому неприятная склонность жены его — к пересмеханию и переговариванию всех, кто был не по ее вкусу, а особливо не так без ума, без памяти обожал московские моды, как она, — была тому причиною, что мы хотя в рассуждении близкого родства с теткою Матреною Васильевною, да и самого дружелюбия к нам, и не редко к ним езжали, но никогда не отправлялись в путь к ним с дальнею охотою, но часто случалось, что жена моя, побывав у них, не один раз потом утирала слезы, и всякий раз, как ни случалось туда ехать, не проходило без многих вздохов и огорчений. Вот, что может производить окаянная охота к пересмеханию других и к пустословному судаченью! Не любовь к себе и почтение, а только ненависть навлекать она от всех на человека может. Совсем тем, и как бы то ни было, но я не могу и на сей дом, а особливо в рассуждении самого себя, пожаловаться. Они любили и почитали меня всегда, а я также любил их, как и всех прочих.

Впрочем, по случаю знакомства с сим домом сделались мы впоследствии времени знакомы с некоторыми и другими дворянскими домами в тамошнем околотке, как–то: с живущим неподалеку от них генералом, Иваном Алистарховичем Ежелинским, и женою его, Настасьею Гавриловною, — людьми очень хорошими и со временем сделавшимися к нам отменно благоприятными, как о том упомяну я в свое время; во–вторых с Михаилом Ивановичем Крюковым, родным братом помянутого г. Крюкова. О сим человеком я только возобновил тогда знакомство, ибо были мы с ним и до того и очень давно уже знакомы, потому что служил он еще при отце моем в нашем полку капитаном, и меня знал еще ребенком. Знакомство наше с сим домом продолжается еще и поныне, и в оном живет уже ныне сын его, Егор Михайлович, женившийся на сестре зятя моего Шишкова и сделавшийся чрез то нам в сватовстве.