Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

От сего места надлежало нам своротить в сторону. Неподалеку от сего города, в правой стороне от него находилась одна из принадлежащих жене и теще моей деревень, и мне хотелось в ней побывать и ее видеть.

Было это превеликое однодворческое село, называемое Ендовищем; но жена моя имела в нем только небольшое участие, а другою, таковою ж частию владел дядя ее и родной брат отца ее, Александр Григорьевич Каверин. И как сей имел тут дом и настоящее свое жилище, и мне нужно было познакомиться с столь близким родственником, то и пристали мы у него.

Он был нам очень рад, и не отпустил нас от себя во весь последующий день. Я нашел его тут порядочно живущего. Дом у него было изрядной и немалой, и семейство имел он превеликое. Было у него три сына и две дочери. Сам же он был женат уже на другой жене, и не очень еще старой, и имел достаток изрядный. Ласками и благоприятством своим привязал он меня к себе очень, и я не скучал бы пробыть у него хотя бы и долее, хотя и имел он тот скучный характер, что всем на свете был недоволен и на все про все жаловался.

Непреминул я также осмотреть и жениных крестьян и принять их в свою власть и распоряжение. Дворов и всех их было немного, и жили они, хотя небогато, однако я деревенькою сею был очень доволен. Она кормила и поила до сего времени мою тещу и жену и была у них лучшенькою и хлебною, а случилась и мне очень кстати, потому что была на дороге от моей шадской или тамбовской деревни, и могла всегда служить перепутьем.

Наконец, осмотрев все, что надобно было и познакомившись с дядею, поехали ми далее, и, возвратясь опять в Козлов, пустились чрез ту обширную и оком необозреваемую равнину, которая лежит позадь Козлова, орошается текущею чрез ее рекою, польным Воронежем и простирается до славнаго села, Лысых гор и другой реки Хмелевой. Это была первая степь, которую случилось мне в жизни видеть и мы смотрели с особливым любопытством как на ее, так в особливости на старинный преогромный вал, который был сделан и насыпан в древности для заграждения им российских пределов от набегов татар, и который, начинаясь от помянутой реки, польнаго Воронежа, продолжался до реки Цны верст на 60 и более, и составлял порядочную линию; имел с наружной стороны двойной, хотя и не очень глубокий ров и кой–где выпуски, или реданты, а в иных местах — бастионы.

Город Тамбов, в который мы на другой день приехали, показался нам нарочито изрядным степным городом, хотя и имел одну только тогда длинную улицу, но церквей было в нем несколько, а лучшее здание составлял дом архиерейский, построенный на самом береге реки Цны, и довольно великолепно и замысловато. Был он со всеми своими церквами, оградою и башнями, хотя деревянными, но мы обманулись и сочли его сперва каменным: так хорошо он был сделан и раскрашен.

Под сим городом, переехавши реку Цну, должны мы были проезжать славный Ценской лес, лежавший при берегах реки Цны и простиравшимися на несколько сот верст в длину, а в ширину неодинаково, где на 20, где на 30, и более и менее верст. И как он весь состоял из строельнаго соснового старинного леса, то и составлял тогда сущее сокровище государственное, и был тогда хоть и редок, но в состоянии еще довольно хорошем. Мы ехали чрез сёй бор почти целые сутки, ибо как почва под ним была песчаная и притом неровная; то принуждены будучи переезжать с одного песчаного холма на другой, не ехали, а тащились по пескам глубоким, и насилу к ночи доехали до села Рассказ, находившегося за сим лесом и подле самого оного.

Ночевавши в сем славном в тамошних окрестностях селе, пустились мы опять чрез преужасную, и самую уже ту оком необозреваемую и ковылем поросшую степь, которая прикасалась одним боком к тамошней нашей деревне и впоследствии времени сделавшеюся очень славною и достопамятною. Почти целые сутки принуждены мы были также чрез ее за дурнотою узких степных дорог ехать, и не прежде в деревню свою приехали, как уже перед вечером.

Мы нашли ее прямо степною деревнишкою, составленною не из дворов, а из хибарок, утопшею в навозе и на половину раскрытою, и имели великий труд приискать себе где–нибудь получше крестьянскую избенку, где бы нам пристать было можно. Во всем селении не было ни одной порядочной, а на господских наших дворах того меньше. Тут находились такие лачужки, в которые не входить, а влезать надлежало, Словом, вся деревня сия была у нас хотя наилучшенькая, но за отдаленностию в превеликом до того небрежении и требовала во всех частях великого себе поправления. Но как мы тогда не за тем туда приехали, а только для узнания о степи и жить там долго совсем не имели надобности; то и расположились мы в одном из крестьянских дворов, и на другой же день приступили к своему делу.

Мы сели верхами на лошадей и с наилучшими и разумнейшими из крестьян поехали осматривать нашу степь. Ездили почти целый день, объездили множество мест, утомили глаза свои смотрением на необозримую ровную степь, усеянную только бесчисленным множеством стогов сена, и не нашли и не узнали ничего, кроме только того, что видели повсюду степь, порослую ковылем и с начала света никем еще не паханную и не обработанную. А косили только на ней траву приезжающие из разных мест и самых отдаленных селений разные люди, без всякого права и дележа, но где кому прежде захватить и округу себе окосить случалось.

Желание наше было узнать, покуда и до которых собственно мест простиралась дачная земля той округи, в которой деревня наша имела свое поселение, и с которых собственно мест начиналась самая степь, которую, как не состоящую ни у кого во владении, не могли мы инако почитать, как казенною или государственною. Но самого сего никто из всех наших тамошних крестьян не знал и нам показать был не в состоянии.

Мы старались расспрашивать о том у некоторых из тамошних соседей; но и те столько же знали, сколько и мы и наши крестьяне. А все только твердили, что степь эта государева, и что большая часть наших распашных земель распахана из оной; но до которого места простиралась наша дачная земля, того никто из всех наших соседей, с которыми нам удавалось видеться, не знал и указать нам не мог. К вящему неудовольствию нашему и соседей сих случилось быть тогда в домах очень мало, а потому хорошенько и расспросить о том было не у кого.

В сей неизвестности будучи, долго не знали мы и не могли сами с собою согласиться в том, что нам делать и как показать лучше. Но как при всем том то было всего достовернее, что у нас земли находилось вдесятеро больше, нежели сколько следовало нам по крепостям, и вся оная распахана вместе и черезполосно с соседями нашими из оной степи; то и решились мы с дядею показать наобум, что завладели мы из сей государственной земли — я сто, а дядя 75 десятин и что желаем купить не только ее, но и сверх того, чтоб нам продано было — мне 500, а дяде 300 десятин. А чтоб продажа сия могла произведена быть сколько–нибудь для нас выгоднее, то по особливому счастию вздумалось нам в показании нашем и приурочить те места, где мы более завладели и где себе купить желаем. И как против самого нашего жила случился простирающийся далеко в степь превеликий и длинными буерак, с отрогами, известные под именами — ближнего, среднего и дальнего Ложечного и Голой Яруги; то свое завладение и приурочил я сими буераками, а дядя таким же образом приурочил свое завладение Крестовою Яругою, которую почел он для себя выгоднейшею.