Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

Пример мой может служить сему ясным доказательством. Помянутая безделка, или паче средство, употребленное промыслом Господним к положению основания к великим переменам и происшествиям в моей жизни, состояло не в чем ином, как в одной небольшой книжке, доставленной мне нечаянным образом в руки.

Благодетельной судьбе моей угодно было, чтоб однажды, идучи по площади, пред рядами в Москве находящейся, повстречался я не нарочно с одним человеком, носящим ее для продажи и получившим оную, может быть, от такого человека, которому она была совсем не по вкусу и не надобна, и чтоб по любопытству своему и охоте к книгам я на нее взглянул, вмиг полюбил, почел для себя очень нужною и в ту же минуту сторговал и купил себе оную.

Теперь не сумневаюсь, что вы очень любопытны узнать, какого бы рода была сия книга, которую я и поныне еще храню у себя, как некаким важным монументом. — Она была экономическая и составляла первую часть Трудов нашего экономического общества и только что изданная тогда в свет и вышедшая в Петербурге из печати {См. примечание 6 после текста.}.

Я и поныне не могу еще довольно надивиться тому, как могла она так скоро прислана быть в Москву и попасться в продажу носящему и дойтить до рук моих. Не прежде как в самом сем году была она напечатана, а года сего не окончился еще и первый месяц, как я купил ее, и мы не только об ней, но и о учреждении самого экономического общества не имели еще ни малейшего слуха, знания и понятия.

Но как бы то ни было, но книжка сия и одним своим титулом ввергнула меня в превеликое любопытство. Многим другим неизвестно было, что такое экономическое общество, и могла книжка сия показаться тарабарскою грамотою, а мне, начитавшемуся уже довольно иностранных экономических сочинений, было дело сие известное. И как о экономических обществах в иных землях и о всех их установлениях имел я уже довольное понятие, то, увидев из книжки сей, что и у нас такое ж учредилось, да еще и именитое и взятое самою императрицею в особое покровительство, вспрыгался я почти от радости и с превеликою жадностью и вниманием начал читать все в ней напечатанное: и удовольствие мое усугубилось еще больше, когда увидел я, что и у нас по примеру иностранных, приглашались к сообщению обществу экономических своих замечаний все живущие в деревнях дворяне, равно как и другие всякого звания люди, и что для проложения им к тому удобнейшего пути приложены было при конце сей книжки и 65 вопросов такого существа и о таких материях, о которых не мудрено и не трудно было всякому ответствовать, буде только кто сколько–нибудь о деревенской жизни и сельской экономии имел понятие, и сколько–нибудь умел писать и владеть пером.

Самое сие и побуждало меня более прилепляться к сему предложению в особливости. Я помышлял уже и едучи дорогою домой о том, не можно ли мне на сие требуемое соответствие отважиться; а как возвратился в дом, то не выходило сие у меня почти из ума, и тем паче, что я чувствовал сам себя довольно в силах к соответствованию на все оные вопросы.

Со всем тем прежде не отважился я никак пуститься на такое, у нас совсем еще необыкновенное дело, не повидавшись, не переговорив и не посоветовав о том наперед с другом и соседом моим Иваном Григорьевичем Полонским. И как сей почтенный и меня искренно любивший сосед не только того не отсоветовал, но паче еще более меня к тому побуждал, давая совет, чтоб нимало и не мешкать, дабы другие в том меня не предупредили; то и приступил я тотчас к сему делу и расположился не только ответствовать на все заданные от общества вопросы, но приобщить к нашим земледельческим орудиям и рисунки.

Теперь признаюсь, что сколь знания мои, относящиеся до сельского домоводства, ни были довольно еще обширны, но во многих пунктах был я все еще не совершенно сведущ, так что для объяснений оных принужден был брать прибежище к старику своему Фомичу, приказчику и, призвав его к себе, о многом расспрашивать и пересказываемое им брать себе в замечание.

Усачу сему было сие крайне приятно, и я и поныне не могу еще забыть, как он, стоючи в комнате моей у притолоки и спрятав обе руки свои в рукава овчинного своего тулупа так, как в муфту, с некаким особым и внутреннее удовольствие изъявляющим видом, рассказывал мне, вопрошавшему его, что знал и ведал, и властно как гордился всеми сведениями своими.

Но как бы то ни было, но я в немногие дни сочинил все мои ответы и сочинил их так хорошо, что приятель мой, которому возил я их показывать, не только не выкинул из них ничего, но, расхвалив, советовал мне скорее переписывать и отсылать, что я и учинил, и делом сим так поспешил, что в начале месяца марта были они от меня в Петербург уже отправлены. По счастию, отъезжал около сего времени меньшой мой двоюродный брат Гавриил Матвеевич записываться на службу; почему и поручил я ему свое сочинение, прося, чтоб пакет сей отдать в Москве на почту.

Сие было первейшее начало переписки моей с экономическим обществом и первое мое с ним заочное знакомство, которое послужило мне после того в толикую пользу. Я приложил к сочинению моему не только прекрасный и с отменною прилежностью выработанный рисунок, изображающий здешние земледельческие орудия; но приобщил еще и особое письмо с означением места, откуда оно отправлено и расположил все мое сочинение так, что необходимо должно было оно экономическому обществу понравиться и вперить ему обо мне и о способностях и сведениях моих хорошее и выгодное мнение; а сие и воспоследовало действительно, как то вы сами после увидите.

Первым последствием от сего моего нового дела было то, что сколько до сего я ни прилежал {Увлекался, усердно работал.} к сельской экономии, но с сего времени охота моя увеличилась вдвое. Я властно как предчувствуя, что судьба предназначила меня быть со временем знаменитым экономическим писателем и что мне доведется писать много и обо многом, начал не только входить во все части сельской экономии с наивозможнейшим вникновением и прилежностью, и для удостоверения себя во всем предпринимать многоразличные опыты, но и все узнанное и примеченное записывать для себя в особую книжку, назвав ее «Экономическим магазином» власно так, как бы предвидел, что некогда буду я и в печать издавать журнал под сим именем {См. примечание 6а после текста.}.

При сих экономических затеях и упражнениях ничто мне так не досаждало, как наша чрезполосчина или то обстоятельство, что жил я в деревне не один, а с другими владельцами, и как полевая земля, так и все другие угодья были у нас в общем владении и не в разделе, а пашенная земля разделена была подесятинно, и владение оною перемешано чрезвычайным образом.

Сие приносило с собою то досадное следствие, что мне и с собственными своими пашнями ничего особливого предпринять было не можно, а с лугами и лесами и подавно, как с принадлежащими всем вообще, ничего особливого, хотя бы и хотел, сделать было не можно. Словом, я связан был с сей стороны по рукам и по ногам и не только не знал, чем сему злу пособить, но и не предвидел и впредь никаких к тому способов. Ибо хотя я старался всячески преклонять важнейшего совладельца и соседа своего, старика генерала, к разделу, когда не земли, так прочих угодьев, а особливо лесов наших так, как мы и разделили уже один заказ, называемый Шестунихою. Но сей престарелый старый воин всего меньше о том помышлял, и хотя наружно и казался быть на то согласным, но происходило то от сродного ему нечистосердечия и лукавства, и я легко мог усматривать, что у него сего раздела и на уме не было.