Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

Но никогда приезд его ко мне не был так для меня интересен, как в день храмового нашего праздника, 6–го декабря. Он не только умножил собою число всех бывших у меня в сей день и довольно многих гостей, но был еще первым и лучшим моим гостем. Тогда воеводы несравненно более уважались, нежели все нынешние судьи, исправники и городничие.

Он привез к нам в сей день множество новых вестей, как о проходящих полках, так и делаемых повсюду страшных и великих приуготовлений к войне; о выступлении в поход уже всей армии; о удвоенном рекрутском наборе; о умножении лошадей на станциях, и до 140 на каждой; о назначении командирами армий князя Голицына и Румянцова; о изданном уже о войне манифесте; о посаждении турками нашего резидента в Едикуль; о происходившей в Польше действительной войне и кровопролитии, и прочая, и прочая. Словом, разных вестей тогда и сколько справедливых, столько же и ложных конца не было, и мы готовились каждый день к узнаванию чего–нибудь нового.

Препроводив весело наш праздник в ежедневных свиданиях с своими соседями, зваными были 9–го числа и ездили к г–ну Полонскому на имянины жены его. Торжество было пышное, собрание довольно многолюдное и увеселения разного рода.

Я наслушался и тут превеликому множеству новых вестей о тогдашних происшествиях, но недоволен только был бывшим тут одним гостем из соседей г–на Полонского. Всякий раз, как ни случалось ему подгулять, делался он неотвязным и имеющим дурную привычку бить все по рукам и дергать слушателя, и сей надоел мне тем до чрезвычайности.

Возвратившись домой, начал я около сего времени продолжать сочинение «Детской моей философии». Всеобщее одобрение первой ее части и похвала от всех ей приписываемая, побудила меня к начатию сочинения второй части сей книги.

Около половины сего месяца имел я у себя одного нового и весьма приятного для меня гостя. Был то никогда еще не бывавший у меня г–н Колюбакин, Алексей Алексеевич.

Как он был человек довольно обращавшийся в свете, имеющий со многими знатными людьми связи и знакомства и притом знающий, любопытный, и такой человек, с которым можно было обо всем говорить, то по предварительному уведомлению от него, что он ко мне будет, ожидал я его к себе уже несколько дней с великою нетерпеливостию и тем паче, что он обещал мне привезть манифест о войне и многие другие любопытные и важные бумаги.

Поелику он мне был уже знаком, то рад я был ему очень и старался угостить его всячески. Он препроводил у меня весь тот день и ночевал, и мы не могли с ним довольно наговориться.

Он привез мне не только манифест, но и расписание всем армиям и приуготовлениям и насказал мне вестей с три короба; но ни которые так не были интересны, как носящийся повсюду слух, что по случаю составления вновь прибавочных полков и целых корпусов и по недостатку довольного числа офицеров, нужных для командования оных, не только приглашают всех отставных штаб и обер–офицеров и определяют опять в службу с некоторыми для них выгодами, но что будто в случае недостатка хотят и всех отставных дворян пересматривать и годных еще к службе, когда добровольно не захотят, определять и неволею в оную.

Сей слух был для меня не только интересен, но и поразителен. У меня зашевелилось даже сердце при услышании сего, ибо как в сем случае легко могло дойтить и до меня, мне же, как привыкшему уже в деревне жить и вкусившему приятность и блаженство сей жизни, уже никак и ни для чего не хотелось уже с нею расстаться; то озабочивался я и очень много сим слухом, ибо натурально заключал, что по молодости, здоровью, достатку и знаниям моим весьма трудно мне будет от службы отделываться, а особливо если будет к тому некоторое принуждение. Но как слух сей был еще недостоверным, то я сим одним и мыслию, что может быть сие и неправда, сколько нибудь еще и утешался.

Гость сей недолго у меня пробыл, ко поспешая отъездом, не хотел даже дожидаться настоящего обеда, так что мы принуждены были приготовить для его обед ранний, и отъезд сей случился очень кстати. Ибо не успел я его проводить со двора, как жена моя, бывшая уже давно на сносех, начала мучиться родами.

Я перетревожен был сим случаем до бесконечности, и тем паче, что было сие против всякого чаяния и ожидания, и все думали и считали, что ей еще недели две или три носить надлежало, почему не случилось тогда даже и самой ее матери, а моей тещи дома. Но она без всякого опасения, за несколько до сего дней, поехала к тетке Матрене Васильевне, у которой в самое сие время лежал сын в оспе, и находилась в Калединке.

Но как бы то ни было, но все в мнениях своих обманулись, и жена моя в девятом часу вечера, к неописанному обрадованию моему, действительно разрешилась от своего бремени благополучно, произведя на свет и в сей раз мне сына.

Я не могу изобразить, как обрадовался я и как благодарил Бога, что даровал мне, вместо умершего, сего другого мальчишку. Мы назвали его Степаном, и как ни поздно было, но того ж часа отправили в Калединку нарочного с уведомлением о сем к его бабке, а поутру разосланы были и к другим нашим друзьям и соседям люди с извещением о том же.

Теща моя не успела о том услышать, как обрадовавшись чрезвычайно, тот же час к нам полетела, а вместе с нею приехала любившая так много нас и тетка; а не преминули также и все соседи у нас перебывать и по обыкновению поздравить нас с новорожденным. Но я растревожен был на третий день сделавшимся в родильнице жестоким жаром и даже самым бредом.

Опасаясь, чтоб не произошла инфламация в матке и не лишила меня ее, не знал я что делать и чем сей бедной помогать; но спасибо, припарка ромашкою с молоком и некоторые другие употребленные вспомогательные средства помогли и меня опять успокоили, а к особливому обрадованию моему полегчало и дочери и она стала оправляться.

Крестинами сего новорожденного мы не очень спешили, отчасти для того, что родильница все еще была нездорова поправлялась очень худо, а наиболее желая дождаться мясоеда, и не прежде крестили как на другой день Рожества. Восприемниками от купели были прежние: друг мой Иван Григорьевич Полонский и тетка Матрена Васильевна, и мы и сей крестильный пир отправили как водится и гостей у нас было–таки не мало, и притом довольно весело.

Сим кончился почти 1768–й год, ибо в достальные немногие дни сего года не произошло ничего в особливости примечания достойного, кроме того, что я, по причине начинающейся войны, решился в первый еще раз от роду взять себе московские газеты и послал за оные деньги в Москву. Но какая была разница между тогдашними газетами и нынешними, равно как между тогдашнею и нынешнею ценою оным. Тогда они не более стоили пяти рублей с полтиною, но за то и газеты были — подлинно газеты.