Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Кроме сего, был я опять в доме у г. Демидова, Никиты Акинфиевича, но без него, а по особливому случаю. Разговаривая однажды, будучи у князя, с любимцем его, г. Крымовым, узнал я, что дом Демидова ему очень знаком. И как мы разговорились с ним о его натуральном кабинете и редкостях, в оном находящихся, то пришла мне мысль спросить его, не может ли он мне доставить удовольствия видеть и пересмотреть на досуге все, в доме сем находящееся и зрения достойное, и показать все то моей жене и детям. И как он с охотою взялся мне сию услугу оказать и случившееся тогда отсутствие Демидова от дома почитал наиудобнейшим случаем, то и возил я и жену свою, и сына, и дочь, и племянниц своих в сей дом. И как нам все и все в нем было показано, то я доставил и им, а особливо сыну моему неописанное удовольствие. Он не мог как на картины славных мастеров, так и на множество невиданных им еще никогда натуральных редкостей, также китайскому кабинету довольно насмотреться и всему досыта надивиться. В особливости же любовались все мы маленькими американскими птичками колибри, из которых иные не более пчелы были величиною, а при всем том украшены преузорочными перьями.

Другое, хотя не столь любопытное, а более печальное и поразительное зрелище видели они при случае погребения умершего около самого сего времени, московского начальника, славного нашего князя, Василия Михайловича Долгорукова. И как они пышной процессии сего рода никогда еще не видывали и желали ее видеть, то возил я их для сего в дом к г. Новикову, с превеликою охотою давшему нам в доме своем, для смотрения оной, несколько окон, и они насмотрелись и сего зрелища.

Случилось сие в самом начале уже февраля месяца и в первые дни наставшей тогда масляницы, которую неделю провели мы всю в беспрерывных разъездах по гостям и очень весело. Мы не пропускали ни одного спектакля из бывших по обыкновению в сию неделю. Были также на горах, на коих катанья дети мои также не видывали, а наконец возил я их и в маскарад пятничный, желая чтоб они и об оном получили понятие.

Наконец, 6–го февраля мы заговелись, и как увеселения все кончились, то с наступлением Великого поста принялись мы за дела, оставшиеся для исправления. Итак, госпожи наши занялись своими покупками и разъездами по церквам и богомолиями, а я — за обыкновенный свой годовой счет и расчет с Новиковым, а потом, ездивши почти всякий день к князю, своему командиру, занялся переговорами с ним о делах, до волости относящихся.

Наиглавнейшими предметами до сих переговоров было, во–первых, затеваемое князем делание в богородицком дворце из дикого крепкого камня большой парадной лестницы, для которой работы отысканы были и мастеровые и сочинен архитектором план оной. Во–вторых, затеваемая нами продажа из богородицких прудов маленьких карпов для завода всем, кто похочет их покупать, и открытие чрез то нового источника доходов. А в–третьих, и важнее всего, затеваемая отдача всех наших оброчных земель с публичного торга и знаменитое чрез то приращение доходов. И как князь о беспристрастии моем в сем деле был уверен, то говоря со мною о сем предмете, так ко мне раздобрился, что сам мне предложил, чтоб я взял и себе в оброк десятин с двести, где хочу и, не в пример другим, только по рублю за десятину, чем я очень был доволен, ибо чрез то мог получать всякий год рублей ста два доходу.

Кончили с молодым князем свои дела, и, получив от него ордера и повеления обо всем нужном и раскланявшись с ним, поехал я проститься также и к старику, отцу его. И это было уже в последний раз, что я видел сего любезного и почтенного нашего вельможу. Он принял меня в сей раз отменно ласково я распрощался со мною, как бы с каким отъезжающим родственником, равно как предчувствуя, что он меня более в жизнь свою не увидит. С племянницами моими распрощались мы также почти со слезами на глазах. Старшая из них, Надежда Андреевна, управлявшая всем их домом, так полюбила бывшую с нами среднюю дочь нашу, Настасью, что упросила нас, чтоб мы отпустили ее пожить к ней в Кашин, на что мы и согласились, но с тем условием, чтоб, взамен того, меньшая их сестра Анна Андреевна, поехала с нами пожить у нас в Богородицке. Итак, произошла у нас в сем случае мена, которою с обеих сторон были довольны.

Наконец, окончивши все свои дела и оставив в Москве довольное–таки количество растраченных на все денег, 12–го февраля, перед вечером, поехали мы из Москвы и, заехав на самое короткое время в свое Дворяниново, повидались с обоими тутошними нашими соседями. И как у брата Михайла Матвеевича нашли мы старшего его сына мальчиком уже изрядным, то, желая дать ему лучшее воспитание, уговорили его, чтоб он привез его к нам и оставил пожить у нас и кое–чему поучиться. После чего, переночевав в Федешове, приехали мы в следующее утро в Тулу, где имел я удовольствие получить письмо от хозяина нашего, Пастухова, из Петербурга, с уведомлением, что он, по препоручению моему, в Петербурге отыскал старинного моего, еще кёнигсбергского друга и сотоварища, Сергея Федоровича Малиновского, находившегося уже тогда при генерал–прокуроре князе Вяземском, и имеющего хороший чин и отправляющего при нем какую–то важную должность.

Обрадовался я сему наиболее потому, что мне хотелось чрез переписку возобновить старинное наше с сим любезным для меня человеком знакомство и дружбу и испытать, не могу ли я чрез его явить пашпорт моего сына в гвардию, дабы он с того времени мог считаться в действительной службе, так как то делывали тогда все прочие, у кого малолетние дети записаны были в гвардию.

Наконец, 16–го февраля возвратились мы в Богородицк, где мое первое дело состояло в писании в Петербург к моему старинному другу, а потом велел повсюду распубликовать, чтоб съезжались все, кому надобны наши земли в наем, для нанимания их с имеющегося быть всем им публичного торга; также, чтоб присылали, кому надобно покупать у нас в будущую весну карпов, о чем послал и к г. Новикову для напечатания в газетах объявления.

Между тем озабочивались мы очень о своем сыне, или паче [о] продолжении его учения иностранным языкам, ибо узнали, что, во время отсутствия нашего и пребывания в Москве, с пансионом нашим произошла великая перемена; что учитель наш, г. Дюблюе, взветрив (sic) и дав переманить себя какому–то князю Волконскому в дом, пансион свой сдал другому, старику–французу, по прозвищу, де–Бриди, и что сей жил уже на его месте; но ученики от сего множайшие были отцами поразобраны. Неприятна была нам такая перемена, и более потому, что новый учитель был гораздо уже неспособнее прежнего, да и учить мог одному только французскому языку. Совсем тем, как пособить было нечем, то принуждены мы были Павла своего отдать, для продолжения наук его, к сему учителю, а чего не мог сей, то старался уже заменить я сам, преподавая сыну своему и товарищу его, г. Сезеневу, все, что мне из наук было известно, и, по счастию, оба они ничего чрез перемену сию не потеряли.