Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Со всем тем, все первые дни после Крещения, когда новые судьи вступали в должность, а старые собирались к отъезду, препроводили мы довольно весело и в ежедневных почти свиданиях и угощениях. К сему мне вспомоществовало и то, что с одной стороны приезжали ко мне в сие время многие гости, а особливо г. Сахаров с своим семейством и г. Ушаков, Христофор Александрович, а с другой стороны то, что жил тогда, по близости нашего города, сделавшийся тогдашним винным откупщиком, тульский помещик Иван Васильевич Хомяков, любезный, добрейший такой человек, который любил компанию и частые у себя всех нас угощения, и которого приязнию мы всегда бывали довольны и всегда, когда ни случалось ему в тутошней деревне живать, не редко к нам езжал, и у себя угощали с удовольствием.

Наконец, распрощались мы и проводили отъезжающего от нас со всем домом своим нашего прежнего судью г–на Арсеньева. И не успели в помянутых ежедневных свиданиях препровесть недели полторы временя, и от них еще не отдохнули, как 16–го числа, не думано не гадано, приехал к нам опять мой командир г. Давыдов и приездом своим подал нам опять повод к маленьким нашим пиршествам, делаемым для угощения его в домах наших.

В сея раз приезжал он к нам на самое короткое время и по директорской своей должности, для открытия в нашем городе вновь дозволенного трактира, почему и пробыл у нас суток двое, в которые мы с городничим и угощали его у себя попеременно, с приглашением к себе и всех прочих судей и всех его натурально уважающих людей. Потому и сии дни проведены были довольно весело, а особливо по бывшим во время сих съездов играм в карты.

Впрочем, как и мы около сего времени помышляли о том, чтобы нам опять в Москву для разных покупок и других надобностей съездить, и я только что собирался писать по сему моему командиру и просить на то позволения, — но приезд его в сей раз случился для нас и очень кстати. И я, при отъезде его от нас, и получил на то его дозволение, с тем, чтобы, ежели хотим, то прожить в Москве хотя и самую масляницу, что нам было и приятно.

Итак, проводив его от себя, начали мы понемногу в сие путешествие сбираться. И дней через пять после того, оставив матушку, тещу мою, с малолетними детьми моими дома, а старших обоих двух взяв с собою, 24–го января в сей путь и отправились.

По приезде в Тулу, не застал я командира моего, с которым надобно мне было видеться в городе. Принужден я был жену с детьми отпустить вперед в Федешево, а самому остаться с своим обозом в Туле, чтоб дождаться оного. И повидавшись с ним и переговорив о чем было надобно, поехал уже на другой день вслед за ними, и нашел их, дожидающихся меня в Федешеве у родных наших Кислинских.

Тут застали мы и тетку Матрену Васильевну, гостившую у своей замужней дочери. И как сей восхотелось, чтоб мы взяли с собою в Москву и меньшую ее дочь Александру Андреевну, а у нас случилось в повозке порожнее место, — то и сделали мы ей сие удовольствие и взяли сию девушку с собою, хотевшую также видеть Москву и взять в тамошних увеселениях соучастие.

Отправившись оттуда и приехавши на завод, для тогдашних глубоких снегов и дурноты проезда, мы в Дворяниново свое не заезжали. А выкормивши там на заводе лошадей и отправив племянника своего к отцу для свидания, продолжали свой путь без остановки и 29–го числа в Москву и приехали.

Поелику у нас не было в сей раз приискано и нанято заблаговременно квартиры, то случилось нам на первый случай пристать в одном отысканном, в скорости доме, при самом въезде в Москву, на Серпуховской улице, и вплоть почти подле поэта знакомца и приятеля нашего Стратона Ивановнча Сахарова. Но как квартирою своею были мы не весьма довольны, то употребили весь последующий день на приискание лучшей. Но все наши старания о том были тщетны: домов хотя много нашли, но все были не по нас — либо слишком велики, либо слишком холодны и беспокойны. Потому, а более, по убеждению соседей своих Сахаровых, решились уже остаться на прежней, и быть тем после очень довольны, а особливо потому, что сей случай увеличил наше знакомство и дружбу с домом г. Сахарова, которого все семейство обходилось с нами, как с родными: то и дело нас угощали то обедами, то ужинами, да и прочим. Видаясь с нами ежедневно, имели мы случай со многими приехавшими к ним гостями познакомиться и были всегда в хорошем обществе.

Пребывание в сей раз наше в сей раз Москве было недолговременное, ибо как приехали мы в нее уже в начале Пестрой недели {Неделя перед масленой наз. пестрой.}, то и удалось нам прожить в ней только две недели, которое время провели мы в беспрерывных почти разъездах по гостям и отменно весело. Так случилось, что мы нашли тут опять наших кашинских родных, приехавших также в Москву незадолго до нас, для препровождения в ней масляницы. И племянница моя Надежда Андреевна не успела узнать о нашем приезде, как в тот миг и прилетела к нам для свидания с сестрою своею Любовью Андреевною. И с того времени мы почти всякой день были с ними неразлучны.

Мы возобновили тотчас по–прежнему свидания со всеми нашими прежними друзьями и знакомцами. Но и кроме того имели отменно частые свидания с киясовскими нашими прежними друзьями и знакомцами, случивишимися тогда быть в Москве, а особливо с г. Кологривовым, Николаем Ивановичем, жившим тогда неподалеку от нас, что и подавало нам случай к частым свиданиям и к приятному препровождению с ними времени. Не позабыт был так же и дом г. Давыдова, Андрея Петровича: и хотя имел свой дом и не близко от нас, но не один раз бывали мы у него и не один вечер провели по–прежнему в танцах. В сих как–то случалось нам отменно часто заниматься, ибо куда ни приезжали по вечерам, как находили ровно как нарочно для нас собрания, ужины и танцы, так что даже и у самой старушки нашей тетки, г–жи Арсеньевой, нашли мы, приехав к ней, гремящую музыку и танцы, по случаю делания ею для приятелей своих вечеринки и ужина. При котором случае познакомились мы еще с домом князя Алексея Ивановича Гагарина, отменно меня приглашавшего, и с которым мы тогда условились ехать вместе смотреть невиданного еще до того Москвою зрелища, а именно — пускание воздушного шара, которые начали тогда только греметь в свете.

Опыт сей делан был в Москве еще в первый раз каким–то французом и был хотя не совсем удачен, но доставил нам своим необыкновенным зрелищем превеликое удовольствие. Место избрано было к тому в поле за Сущевым, и стечение народа, хотевшего сие видеть, было несметное. Одного дворянства съехалось несколько сот человек. Все мы были впущены в просторный круг, обведенный толстым канатом, а посреди оного воздвигнута была некоторого рода высокая восьмиугольная башня из больших рогожных щитов, внутри которой наполняли шар горячим воздухом. Несколько сот карет стояло вокруг сего большого круга с бесчисленным множеством черного народа, дожидавшего вместе с нами несколько часов появления из башни надувшегося огромного шара, который сделан был полосатый из тафты двоякого цвета. И приятно было смотреть, как он стал вылезать из оной и подниматься на воздух, но, по несчастию пускальщика и по неосторожности его, каким–то образом он, при самом уже отрезывании его, внизу загорелся, почему и вышел он хотя надменный {Здесь: надутый.}, но с исходящим из него прегустым темным дымом. И поднявшись сажен на 50 кверху, понесен был ветром в сторону и упал тотчас позади карет и народа на землю, а чрез сие и не имели мы удовольствия видеть в самой высоте воздуха. Со всем тем зрелище сие было прекрасное и впечатлелось в уме моем так сильно, что мог я все оное потом и в точнейшем виде изобразить на картине, которая и поныне еще украшает стены моей гостиной и служит памятником тогдашнего нашего в Москве пребывания.