Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Преоборов сие наиважнейшее затруднение, стал я помышлять о сделании замышляемого водовода, которые хотелось мне сделать наипростейшим и таким образом, чтоб он казне не стоил ни полушки. Но не успел я его начать и повести воду по ватерпасу маленьким и узеньким ручейком, проводимым в полугоре по косогору, как повстречалось со мною новое затруднение, чуть было опять не остановившее все дело. Оказалась в косогорах сих земля столь рыхлая, что вода в ручейке никак не могла держаться, но почти вся тотчас уходила в недры опок, и сделался опять вопрос, как быть и чем пособить сему новому затруднению. По особливому счастию, была мною около самого сего времени и в самой близости от сего места открыта особого рода синяя и такая глина, которую можно было чекмарями разбивать в самые тонкие, но при всем том очень плотные и к пропущению сквозь себя воды никак неспособные пласты, наподобие листов свинцовых. Итак, не долго думая, положил я плотностию и особливою вязкостью сей глины воспользоваться. И, приказав набить из нее поболее пластов, дно и бока моего водоводного ручейка ею выстлал и сплотивши их хорошенько между собою, усыпал сверху песком. А сие и удержало воду и помогло мне водовод свой довести до желаемого совершенства.

Но скоро повстречавшиеся с ним помянутые две большие и глубокие вершины заставили меня опять думать о том, как бы мне водовод свой перенести чрез оные. Сперва думал я учинить то при помощи желобов. Но как показалось мне сие слишком затруднительным, поелику надлежало делать к тому многие желоба и высокие под них сограждения, то, при размышлении о сем предмете, родилась во мне опять новая и удачная мысль. А именно: чтобы, не делая сих желобов и сограждений, продолжать иттить с ватерпасом и вести свой водовод вдоль вершины вверх и продолжать иттить по обочине оных до тех пор, покуда водовод сам собою перейдет чрез дно вершины и где нужно было только перепустить ее чрез ров один только небольшим желобком, а потом, таким же образом, иттить и по другому берегу вершины назад и так продолжать далее. А сие совсем новое и необыкновенное средство, к неописанному моему удовольствию, и удалось мне совершенно по желанию и помогло мне наконец довесть воду до самого дна и в таком возвышении в полугоре, что я мог воспользоваться ею и наделать множество в нем водяных украшений, а особливо прекрасных водостоков. Но признаться надобно, что все сие стоило многих трудов и работ, ибо во многих местах, для удобнейшего проведения моего водовода, принуждены мы были много раскапывать слишком крутых косогоров и делать в полугоре широкие уступы, но которые после послужили мне и сделанию новых для сада сего и отменных украшений, и спокойных дорог для езды и гулянья. Другое и также весьма важное дело, требовавшее, таким же образом, собственного моего распоряжения, относилось до помянутой крутой и высокой горы с мраморными открытыми песками. Гopa сия, или паче крутой, утесистый и высокий берег пруда находился в самой близости дворца, на верху горы стоявшего. И не успели работные люди обнажить весь твердый песчаный материк оной и срыть с него всю землю и прочую дрянь, как я ахнул даже от удивления, увидев, что скрывалася тут под землею совершенная и такая редкость, какой едва ли где в ином месте на свете отыскать было можно. Грунт или паче пик сей горы, составленный из одной огромной штуки, был хотя весь чисто песчаный, но песок соединен был натурою так плотно и крепко, что никак не сыпался, а можно было его пилить пилою и рубить топором, наподобие самого мягкого камня. А сверх того оказался не везде одинакова цвета. Но натура произвела в сем месте с ним сущую игру и испестряла его столь разноцветными и разнообразными жилами, полосками, крапинками и пятнами, что недоставало понятия человеческого к постижению, как все это могло сделаться. В одних и множайших местах были жилочки, как кровь, или как кармин, красные по белому грунту; в другом были они розовые, инде пурпуровые, инде зеленоватые, в других местах разных желтых и кофейных колеров и расположены между собою столь удивительно, что не можно было довольно тем никогда надивиться и красотою их налюбоваться.

Не успел я все сие увидеть, как вспламенялось во мне желание произвесть из сей горы новое и необыкновенное также дело: и не только просечь во внутрь ее некоторый род светлых и просторных, и удобных для ходьбы пещер, произведя сие в наилучшем и прекраснейшем слое оных, но и всю наружность сей горы и ограду обделать так, чтоб она представляла собою некоторый род пышной и величественной развалины некакова подземельного здания, со входами в нее по крыльцам, с ступенями и остатками изломавшихся колонн, части карниза и с несколькими дверьми и окнами. И все сие произвел и почтя собственным своим трудом, или, по крайней мере, ежеминутным указанием каменщикам, как все делать и из песку выпиливать и вырубать. Словом, мне и тут удалось произвесть почтя сущее чудо или, по меньшей мере, такую редкость, которую впоследствии времени все бывавшие в саду им не могли довольно надивиться и какой ни в каком ином саду не находилось. Сами иностранные путешественники признавались, что они нигде подобного сему не видывали.

Между тем как все сие мною производимо было, продолжалась у нас садка дерев и обработка прочих мест. И как в обыкновенное для садки весеннее время далеко не успели мы всех нужных лесочков и дерев насадить, то, желая скорее дать саду моему образование и вид, отважился я на третье и столь же достопамятное предприятие, а именно: чтоб садить деревья, совсем уже развернувшиеся и одевшиеся совершенно своим листом. И, к неописанному удовольствию моему, получил я в том успех вожделенные и превзошедший все мое чаяние и ожидание. Все посаженные сим образом деревья, будучи прилежно поливаемы, не только не засохли, но продолжали себе по прежнему расти. Чрез то имел я удовольствие в течение одной весны видеть сад сей в таком уже состоянии и наполненный толь многими рощицами и лесочками и украшенный столь многими разных родов украшениями, что и лучшим аглицким садовникам не можно было никак произвесть все сие в столь короткое время, и, что всего лучше, без всякого казне ущерба, или с издержками, ничего совсем незначащими.

Но сего довольно будет на сей раз. Письмо сие достигло уже до своих пределов, итак, дозвольте мне оное на сем месте пресечь и, предоставив прочее письму будущему, сказать вам, что я есмь ваш, и проч.

(Февраля 1–го дня 1810 г. Дворяниново).

Письмо 217–е.

Любезный приятель! В помянутых садовых работах препроводил я всю весну и занимался ими с толикою прилежностию, что во все сие время ничего почти другого не делал, да и делать было некогда, ибо как при оных работах, производимых множеством людей, и в местах разных и друг от друга отдаленных, необходимо требовалось ежеминутное дочти мое указывание я распоряжение, и я принужден был всюду и всюду ездить и ходить, а иногда даже для поспешения бегать, то и занимали они меня всякой день с утра до вечера, так что, по пословице говоря, одна заря меня выгоняла из дому, и другая вгоняла, да и в самом деле и прихаживал или приезжал домой только что обедать.