Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Сим дело сие тогда и кончилось, и мы, поугостив межевщика отпустили, и князь, поблагодарив, меня за предостережение, начал тотчас помышлять о обратной езде в Москву. Итак, походив еще кое–куда, осмотрев и поговорив еще кое о чем, на другой день с утра сев в карету и пустились в Москву уже прямою коширскою дорогою, и как сею не далее она отстояла от нас 60–ти верст, то и успели мы в тот же день и довольно еще рано туда приехать.

Теперь подумаете вы может быть, что я возвращался тогда в сию столицу опять с таким же страхом и опасением, в каком находился при выезжании из оной. Но скажу вам тому противное, и что мы возвращались уже в нее гораздо с спокойнейшим духом. Причиною тому было, что межевщик, приехавший тогда только из межевой конторы из Серпухова, привез к нам с собою новые и достоверные вести и слухи, из которых были одни приятнее и утешительнее других и успокоивали смущенный дух наш очень много. Первое было то, что получено достоверное известие, что Пугачев со всею своею многочисленною армиею или паче скопищем бесчисленного множества ослепленного и соблазненного им черного глупого народа, направление шествия своего прямо к Москве для каких–то причин отменил, и повернув влево, потянулся к Саратову, что натурально долженствовало обеспечить Москву от следствий его варварства и злодейства, да и послужило после к спасению России от бесчисленных бедствий и напастей. А второе того еще приятнейшее и так же достоверное известие было то, что главному командиру нашей армии графу Румянцову удалось за Дунаем завесть турецкую армию в такие тиски и лабиринт, что турки из опасения, чтоб не погибнуть всем, принуждены были тут же на месте заключить с нами мир, какой мы хотели, и что с известием сны проскакал курьером какой–то именитой чиновник. Сие неожидаемое совсем известие было нам тем радостнее и приятнее, что как чрез то освободилась наша армия и могла уже возвратиться в свое отечество и употреблена быть в случае нужды вся к истреблению Пугачева со всею его многочисленною толпою; то начинали мы ласкаться, что зло, производимое им, скоро пресечется и всем злодействам его в непродолжительном времени положится конец.

Итак, занимались мы во всю дорогу мыслями и разговорами уже более о сем, однако не позабывали и своих дел, и мне удалось еще и более поджечь и убедить князя к тому, чтоб он поспешил снестись с княгинею Белосельскою и приступил к ней непутным делом, чтоб она дело сие скорее оканчивала. Князь и обещал совету моему последовать и на другой же день по возвращении нашем то исполнил.

Теперь для некоторого обяснения всех последующих за сим происшествий, имевших великое влияние и на все собственные мои обстоятельства, надобно мне, остановясь на минуту, рассказать вам, кто такова была сия княгиня Белосельская и что побуждало ее продавать сию волость.

Она была дочь помянутого прежнего Киясовского владельца, господина Наумова, и звали ее Анною Федоровною. В молодости своей выдана она была за князя Белосельского, но брак сей был как–то не удачен. Покуда жив был ее отец, жила еще с своим мужем, с которым однако и тогда была она в несогласии; а как умер отец, то с ним и разошлась совершенно и оба они жили розно. Муж ее находился тогда в чужих краях и в Вене при какой–то должности, а она жила на своей воле в Москве и владела всем великим, доставшимся ей после отца имением. Как была она еще не старых лет и ума не совсем острого, а несколько простовата, хотя с другой стороны очень добродушна, то сыскались тотчас к ней подлипалы, восхотевшие слабостями ее и достатком воспользоваться. Были тогда в Москве три брата Салтыковых: Александр, Петр и Борис Михайловичи. Старший из них Александр был уже не весьма молод, но отменно доброго сердца и хорошего расположения ума и во всем человеке изящного характера. Средний из них был ни то, ни сё. Что ж касается до меньшого брата, Бориса, то составлял он особу богатую и хитрую и имел ум острый и проницательный. Все они, имея у себя еще отца и сестру, были люди не весьма богатые и состояние имели весьма расстроенное. И сим–то трем господам Салтыковым и сестре их удалось каким–то образом спознакомиться и сдружиться очень тесно с помянутою княгинею Белосельскою. Они умели так хорошо прикроиться ко всем ее слабостям и склонностям, или простее сказать так ее обалахтать, что она вверилась им как наилучшим и вернейшим друзьям, и предалась во всем в их волю, так что они из нее что хотели то и делали. Они не только бывали у ней без выезду, но формально жили с нею в одном доме и управляли всеми ее деревнями и достатком по своему произволению. Носился тогда слух, что будто бы они вплели ее в какую–то особую и им только одним известную секту, и что по самому тому и взяли ее совершенно под свою власть; но как мне в точности сего узнать не случилось, то и не могу ничего сказать о том с достоверностью; а то только скажу, что самые сии господа Салтыковы присоветовали и преклонили ее, для известных им одним причин, к продаже помянутых ее коломенских деревень, составляющих Киясовскую волость, и что самые они старались втереть ее в руки князю Гагарину, за наличную и огромную сумму и производили с согласия ее с ним об ней торговлю.

Теперь, возвращаясь к порядку моего повествования, скажу, что как главным действующим лицом при всем вышеупомянутом и орудием, вращающим всю сию машину, был меньшой, умнейший и расторопнейший из братьев Салтыковых, а именно Борис Михайлович, то не успел князь со мною возвратиться в Москву, то послал тотчас пригласить к себе сего господина Салтыкова. Он и прилетел в тот же почти час к нам, и князь при мне и стал ему говорить, что он сам для осмотрения продаваемой ими волости ездил, что он всем доволен, а одно только нашел дурное, но такое, что его от покупки удерживаёт» «Что такое?» воскликнул удивленный сею неожидаемостью господин Салтыков: «помилуйте, скажите, ваше сиятельство?» — «А вот что, отвечал князь: спор межевой по землям села Спасского, и этот спор непременно надобно княгине вашей кончить, буде она хочет, чтоб я купил у ней ее волость, а без того, воля ваша, я никак ее не куплю».

Немногие сии слова так поразили господина Салтыкова, что он почти оцепенел от смущения и с минуту не мог выговорить ни единого слова. Наконец, собравшись несколько с духом, сказал: — «Умилосердитесь, ваше сиятельство! скажите, какой это там спор, мы впервые о том слышим и я ничего о том не знаю, и неужели он такой важности, что без разрешения его и купить волости нельзя?»

— «Об этом может вам лучше меня и обстоятельнее рассказать и все обяснить вот господин Болотов, как человек, дела межевые совершенно знающий и назначаемый от меня туда управителем». И обратясь ко мне, сказал «Пожалуйте, Андрей Тимофеевич, расскажите Борису Михайловичу все и все, вы лучше это можете, нежели я».