Станислав Вольский - Завоеватели

— Это не очень приятная новость, — вечером этого дня говорил Бальбоа, оставшись наедине с Пизарро. — Никуэса, наверное, начнет вмешиваться в наши дела и, пожалуй, помешает моей экспедиции. Весь мой план полетит — тогда прахом.

— А по-моему, это очень хорошо, сеньор Бальбоа, — возразил Пизарро. — Когда рыба дуреет, она сама идет в сети. Вытащите сеть — и дело с концом!

— А ты думаешь, это так легко?

— Если Никуэса сюда приедет, мы возьмем его голыми руками. Разве вы не слышали, что рассказывали посланные? Никуэса глуп, тщеславен, ленив. Он приказывает своим офицерам стоять перед ним с обнаженной головой и кланяться чуть не до земли. Он засадил в тюрьму и чуть не засек до смерти своих ближайших помощников. Большинство колонистов ненавидит его. Он сказал, что ему принадлежит не только Санта-Мария, но и все золото, которое мы успели тут добыть. Ясно само собою, что теперь его ненавидят и все наши солдаты.

— Так ты предлагаешь бунт? — с напускной строгостью спросил Бальбоа.

— Боже меня сохрани! Мне ли, ничтожному солдату, бунтовать против наместника? Я предлагаю совсем другое: пусть сами колонисты подтвердят его права.

— А что будет, если они не подтвердят его прав?

— Тогда они подтвердят права кого-нибудь другого. Я думаю, что вам не придется об этом жалеть, сеньор Бальбоа. Вы, кажется, не очень жалели, когда судьей выбрали не Энсисо, а вас.

Бальбоа улыбнулся.

— Мне незачем знать заранее, что скажут колонисты, Пизарро. Мне незачем даже помнить о нашем сегодняшнем разговоре. Я приму Никуэсу, как законного наместника, я предложу ему свой дом…

— А я сделаю остальное, — перебил Пизарро.

В начале февраля 1511 года Никуэса приехал в Санта-Марию. С ним прибыло около девяноста солдат и колонистов — почти все жители колонии, оставшиеся в живых. На борт корабля явился Пизарро с отрядом в десять человек.

Он снял шляпу, низко поклонился наместнику и сказал с грустным и смущенным видом:

— Я принес вам печальные вести, сеньор наместник.

Никуэса побледнел. Лицо его, за минуту перед тем надменное и величавое, сразу изменило выражение. Губы обвисли и слегка дрожали. Неуверенным, срывающимся голосом он спросил:

— Что же у вас? Бунт?

— Бунта еще нет, но он может быть. Колонисты волнуются, и кое-кто даже взялся за оружие. Они думают, что вы будете отбирать у них золото. Сеньор Бальбоа остался на берегу, чтобы охранять порядок, а меня послал за вами. Эти десять молодцов сумеют вас защитить. Но вам можно взять с собой только одного пажа. Если за вами последуют ваши люди, жители Санта-Марии вообразят, что вы хотите захватить колонию силой, и тогда ни за что ручаться нельзя.

Никуэса не возражал и скромно сошел на берег в сопровождении единственного пажа, напоминая всем своим видом скорее арестанта под конвоем, чем полномочного наместника испанской короны. Бальбоа встретил его почтительно и радушно и поместил в лучшей комнате своего дома. Для Никуэсы начался почетный плен.

Пизарро и несколько его единомышленников умело подготовляли почву. На единственной улице поселка то и дело появлялись группы людей, кричавших: «Мы сами основали поселение! Мы имеем право сами выбрать наместника и порекомендовать его королю! Никуэса не смеет нам приказывать!» И каждый день среди жителей колонии распространялись слухи, один другого тревожнее. Колонисты не находили слов, чтобы заклеймить Никуэсу, этого изверга, живодера, зверя в человеческом образе. Приходившие к Бальбоа младшие начальники в присутствии наместника рассказывали об этих настроениях и опасливо повторяли: «Если не будет выборов, бунта не миновать!»

Через две недели и сам Никуэса пришел к тому же выводу. Он согласился на выборы, все еще надеясь, что колонисты не осмелятся восстать против королевской грамоты. Надежды эти не оправдались: губернатором колонии был выбран Васко-Нуньес де-Бальбоа. А в начале марта Никуэсе дали старую бригантину и предложили вместе с его немногочисленными сторонниками вернуться в Испанию. Его не снабдили даже провиантом. Наместник выехал из Санта-Марии и исчез бесследно.

В колонии власти Бальбоа теперь никто не оспаривал. Но в Испании у изгнанного Никуэсы имелись могущественные покровители, да и новый наместник Эспаньолы, Варфоломей Колумб, брат покойного великого адмирала, не очень благосклонно смотрел на соперников, захватывавших соседние территории. Чтобы обезопасить себя с этой стороны, Бальбоа вскоре после изгнания Никуэсы на одном из кораблей отправил к Диего Колумбу посольство, которое должно было сообщить о происшедших в колонии событиях и выхлопотать для Бальбоа утверждение в должности. Таким образом, колония отдавалась под покровительство эспаньольского наместника и этим обеспечивала себе не только его расположение, но и материальную помощь. Чтобы умилостивить корону, Бальбоа решил послать второй корабль в Испанию, как только он вернется из намеченной им большой экспедиции, которая, по его расчетам, должна была захватить немалую добычу.

Накануне выступления в поход Бальбоа собрал свой отряд и сказал:

— Ну, друзья, с завтрашнего дня мы начинаем стричь индейских баранов. Шерсть у них приятнее, чем у наших, потому что она золотая. Вам, может быть, придется немало потрудиться. Но знайте, что труды ваши будут хорошо вознаграждены. Я отказываюсь от той доли, которая причитается мне как начальнику. Ее бросят в общую кучу, и я получу столько же, сколько и рядовой солдат. Таким образом, все, что вы захватите, достанется вам, за исключением полагающейся королю пятой части добычи.

Солдаты были поражены такой щедростью. С песнями, с приветственными кликами выступили они в поход, суливший богатство и легкие победы. Бальбоа шел впереди, бодрый и веселый. Но он думал не о жемчугах и желтом металле, он думал о Южном море, существования которого никто, кроме него, не подозревал. Ему казалось, что оно совсем близко, может быть вон там, за ближайшей цепью гор. В глазах его сверкали лазурные волны, в ушах шумели всплески прибоя, лицо обвевал ветер, дувший оттуда, с таинственного нового моря. Пизарро, оставленный в форте, с завистью провожал глазами своего начальника. «Вот всегда так, — думал он: — другие кушают сливки, а мне достается снятое молоко. Ну, да ничего, наступит когда-нибудь и моя очередь!»

Через месяц отряд вернулся с большой добычей. Бальбоа действовал очень искусно: он то нападал на туземцев, то завязывал с ними дружеские отношения, то хитростью заманивал к себе вождей и брал с них выкупы, то вступал в союзы и вместе с новыми друзьями громил их врагов. Туземцы пройденных областей стояли гораздо выше диких караибов: у них были хорошо возделанные поля, они умели ткать хлопчатобумажные материи и даже плавить золото. Дом одного из вождей оказался настоящим дворцом: он имел сто пятьдесят шагов в Длину и восемьдесят в ширину, был обнесен каменной стеной, и в одном из его покоев хранились мумии прежних правителей в отделанных золотом и осыпанных драгоценными камнями одеждах. Разумеется, все эти драгоценности мумий пришлось уступить завоевателям. Всего набрали золота около тысячи пятисот марок [10] Около 150 тысяч рублей. . Южного моря Бальбоа не открыл, но зато кацик одного из племен указал ему на юг и сказал: «Там, в шести днях пути отсюда, найдете вы страну, где золото лежит в великом изобилии. И там же с горной вершины увидите вы другое море, по которому ходят суда с парусами». Припасов не хватило, и от дальнейшего путешествия пришлось отказаться.