Станислав Вольский - Завоеватели

Туземцы большими отрядами бродили в окрестностях форта и то и дело нападали на сторожевые посты.

С каждым днем силы завоевателей уменьшались, а силы врагов увеличивались.

Кроме того, соратники Талаверы оказались отъявленным сбродом; они не признавали дисциплины, не хотели ни исполнять полевые работы, ни участвовать в рискованных экспедициях. Охеде то и дело приходилось их строго наказывать, чтобы спасти гарнизон от окончательного разложения, а это еще больше озлобляло недовольных. Прибытие Энсисо могло бы еще исправить дело, но Энсисо не приезжал.

— Энсисо — моя последняя карта, — говорил Охеда в откровенных беседах со своим ближайшим помощником. — И эта карта, по-видимому, бита.

Сначала Пизарро подбадривал его, но наконец и он вынужден был согласиться, что последняя карта бита.

— Надо попытать единственное оставшееся средство, — сказал после долгого раздумья Охеда. — У нас осталось два корабля, не считая третьего, разбитого бурей, который уже ни на что не годится. На одном я поеду на Эспаньолу, захватив с собой больных и инвалидов, и постараюсь навербовать новых добровольцев. Другой я оставлю тебе. Жди меня пятьдесят дней. Если по окончании этого срока я не приеду, забирай с собой всех оставшихся и возвращайся на Эспаньолу.

В середине мая Охеда уехал, назначив Пизарро своим заместителем. «Заместитель наместника»! Этот титул звучал очень громко, и Пизарро не без удовольствия глядел на огромную страну, вверенную его попечениям. У нее не было границ ни на юге, ни на востоке. Все, что можно было захватить в этих направлениях, принадлежало Охеде и его заместителю. Не одна, а несколько Испаний уместилось бы на этих необозримых пространствах. Вопрос заключался лишь в том, как их сохранить, имея в своем распоряжении менее сотни истомленных и больных солдат. Установить мирные отношения с караибами было невозможно, ибо белые так восстановили их против себя, что туземцы не верили ни обещаниям, ни подаркам. Держать туземцев в повиновении силой было тоже невозможно — для этого не хватало ни вооружения, ни людей. Новооткрытая страна выскальзывала из рук, и, чем больше проходило времени, тем труднее становилось удерживать даже эту маленькую точку побережья.

Теперь туземцы уже не давали покоя ни днем, ни ночью. Они узнали об отъезде главного вождя, видели, как уменьшился гарнизон форта, и удвоили свои усилия. Прячась в засадах, они подстерегали отдельных солдат, а ночью приближались к крепостным стенам и затягивали воинственные песни. Даже на маисовых полях, расположенных вблизи крепости, было небезопасно показываться. От великой империи остался крошечный кусочек в несколько сот футов окружностью, да и на этом тесном клочке земли царили уныние, голод и смерть. Смерть, а не Франсиско Пизарро, была настоящим заместителем уехавшего наместника…

Прошел условленный срок — Охеда не приехал. Когда Пизарро донесли, что продовольствия осталось всего на несколько дней, он приказал грузиться на корабль, и в половине июля маленькая, колония покинула негостеприимный форт. Отъехав несколько миль вдоль берега, испанцы увидели, как над Сан-Себастианом поднялись густые облака дыма. Форт пылал. Завоеванные земли вернулись к своим исконным владельцам. И опять — в который уже раз! — Франсиско Пизарро пустился на новые поиски вечно ускользавшего счастья.

Пизарро приказал плыть на запад, вдоль побережья. Медленно двигавшийся корабль миновал Дариенский залив и стал приближаться к устью реки св. Магдалины. Заместитель Охеды не торопился возвращаться на Эспаньолу. Надо было еще посмотреть, что делает Никуэса, наместник соседней области. Возможно, у него найдется дело для восьмидесяти смельчаков, у которых не осталось ни родины, ни семьи, ни службы — ничего, кроме заимодавцев.

— На горизонте парус! — крикнул с мачты дежурный матрос.

Все встрепенулись. Когда корабли встретились, оказалось, что на плывшей с севера каравелле ехал не кто иной, как Энсисо. Ему удалось наконец набрать солдат и купить продовольствия, и он спешил на выручку Охеде. Пизарро он встретил очень сухо.

— Я не верю вам, сеньор Пизарро, — сказал он, выслушав объяснения. — Не может быть, чтобы Охеда вернулся на Эспаньолу. Мы вышли оттуда всего пять дней назад, а между тем о приезде Охеды никто ничего не слыхал. Вы и ваши солдаты бросили начальника на произвол судьбы!

Уверения были бесполезны: Энсисо им не верил и потребовал, чтобы Пизарро и его спутники вместе с пришедшей каравеллой вернулись в форт Сан-Себастиан. Пизарро повиновался, отдал распоряжение своему капитану, а сам переселился на корабль Энсисо, чтобы быть под рукой у нового начальника. На следующее утро ему пришлось столкнуться с другим человеком, появление которого было для него столь же неожиданно, как и для всего остального экипажа корабля.

Пизарро стоял на капитанском мостике и рассказывал Энсисо о нравах прибрежного населения и условиях местности, как вдруг к ним подбежал матрос и взволнованным голосом доложил:

— На корабле появился неизвестный пассажир, сеньор Энсисо. Вон он стоит на палубе.

Собеседники оглянулись и увидели рослого, крепкого человека лет сорока, около которого успела уже собраться толпа любопытных матросов и солдат. Держался он уверенно и спокойно и, должно быть, говорил что-то смешное, потому что толпа хохотала.

Энсисо в сопровождении Пизарро подошел к собравшейся группе и стал пристально всматриваться в лицо незнакомца.

— Вы, должно быть, не узнаете меня, сеньор Энсисо, — заговорил тот. — А между тем мы с вами виделись не далее как месяц назад, на вечере у сеньора наместника. Я рассказывал о своих путешествиях в этих краях, совершенных мною в 1502 году, и вы, кажется, были особенно заинтересованы моим рассказом. Правда, с того вечера я перестал бриться и отпустил бороду, чтобы как можно меньше походить на Васко-Нуньеса де-Бальбоа…

— Как? — воскликнул Энсисо. — Вы сеньор Бальбоа? Как вы очутились здесь и почему я об этом ничего не знал?

— Вы ничего не знали потому, что до сегодняшнего дня я ехал в пустой бочке из-под солонины, которую мне перед самым отъездом порекомендовал один из моих друзей как наиболее надежное убежище. А в бочку я сел потому, что мне грозил немедленный арест за неплатеж долга, довольно значительного.

— Но почему же вы столько времени просидели в ней? Почему не вышли немедленно после отплытия?

— Вы адвокат, сеньор Энсисо, а адвокаты не любят несостоятельных должников. Адвокаты всегда помнят, что за сокрытие несостоятельного должника полагается, год тюрьмы…

— Год три месяца и три дня, — поправил Энсисо.

— Вот именно. Помня об этом обстоятельстве, вы, вероятно, остановили бы корабль и отправили бы меня на лодке обратно в порт. А сейчас единственное, что вам остается, — это или принять меня, или бросить в море. Но, если вы бросите меня в море, вам придется отвечать за убийство испанского дворянина. А за это полагается…