Владимир Прасолов - Золото Удерея

Старец пришел к нему по осени в зимовье, переночевал две ночи, дальше собирался идти. Только этих двух ночей, разговоров полных, Фролу хватило, чтоб понять, какой необычный человек этот старец. Вызнав, что в гонении Серафим и в неизвестность путь держит, уговорил его остаться. Просторное зимовье в этой глухомани поставил, в иных деревнях избы меньше. А все потому, что люди к старцу, неведомо как прознав, где он, приходить стали. Для них и тропу Фрол проложил, по ней и водил людей ночами, тайну старца от глаз сторонних храня. Старец в одиночку недолго жил. Пришла на поклон к нему и осталась вдовая казачка Меланья, девица Ульяна пришла, отрок из староверческого села загостился совсем.

Фрол редко заглядывал к старцу, таежные дела много времени требуют, но в последний год, с тех пор как появилась девица, зачастил. Под взглядами Фрола расцветала Ульяна, каждый приход его заранее чуяла. Глаза как ни прятала, а не могли утаить лучистого блеска, когда на берегу появлялась громадная фигура охотника. А еще любила Ульяна глядеть, как аппетитно ест он ее руками приготовленную пищу. Тепло ей от этого делалось и сладко на душе, казалось, не пироги с брусникой жует, кваском хлебным запивая, не ушицу стерляжью хлебает, а нежную любовь ее, душу ее поющую вбирает в себя вместе с пищей этой Фрол. Оттого еще краше казались ей глаза его и губы, бородой да усами сокрытые, нос с горбинкой. Брови густущие, у переносья сросшиеся, так хотелось ей пальцами разгладить, губами к ним прикоснуться… аж сердце у Ульяны от этого желания замирало.

Старец видел, как зарождалась меж ними любовь, и это его радовало. Ульяна была для него как дочь, из старинного кержацкого рода осталась она одна. Сгорело село, погибли ее родичи. Несколько лет шла она к старцу, по предсмертному завету матушки своей. Шла от одной деревни к другой, от одного скита к другому, пока не нашла его. Нашла, упала в ноги, попросила оставить при себе, приютить сироту. Все по хозяйству взяла на плечи свои, одну просьбу к старцу имея: научить молитвам древним к родным богам. Расспросил Серафим Ульяну, отчего такое желание у нее возникло, рассказала она про наказ матери и думы свои. Вспомнил ее мать старец Серафим, по дням странствий своих доброй памятью вспомнил, потому и оставил у себя девицу, учить молитвам стал, видел, светлые мечты в себе носит. С Фролом же как-то само по себе сложилось, что старцу он как сын стал. Любил его за широту души и помыслы чистые. Вот и радовался старик, ладно все у них складывалось. Фрол осенью решил сватать Ульяну, по первому снегу сыграть свадьбу да первенца зачать. О том старцу сказал и одобрение получил.

Серафим ждал возвращения Фрола, девушка, что им в тайге найдена была, Анюта, поправлялась, но в себя не приходила. Дышала ровно, и раны, что на теле были, тонкой кожицей затянулись, но спала непробудно бредовым сном и во сне кричала часто. Отпаивал ее старец травами, молитвы читал, успокаивалась на время и снова будила всех криком и стонами. То душа ее в межнебесье бьется. То ли жить на земле, то ли нет — решить не может. А причина сердечная — любовь. Это только при здравом уме человек без любви жить может, а в бессознании — нет, там божественные законы правят. Без любви жизни нет. Потому и выбор в таком состоянии не от человеческого ума зависит, а от божественного провидения и веры. Что целесообразнее для мира — душе на земле без любви маяться или лучше покинуть ее, раз не нашлась любовь, не нашлась вторая половинка, судьбой предписанная? Если веры нет, надежды нет — уйдет душа. Вот так на тонкой ниточке и висит жизнь в этой девушке, и помочь ей можно, только веру укрепив да надежду подарив, и сделать это сумеет только тот, кого ее душа выбрала, только того она в бессознании своем почувствует и услышит, боле ей никто не поможет, никто. Понимал это старец Серафим и ждал Фрола, только Фрол мог найти и привести Федора. А уж от того зависело все остальное. Поверит ему душа ее, в отчаянии одиночества пребывающая, это уже от силы его любви зависит. Поверит душа — очнется Анюта, проснется в ней жизнь и встанет она. Не поверит — отлетит в миры иные, и тогда хоронить придется тело, молодое, красивое, но без жизни, никому не нужное. Как ни хотелось старому Серафиму закрывать глаза столь юной девушки, а видно, придется. Второй день как отказалась она от питья, таять стала, как снег весенний. Кабы знал об этом Федор, кабы знал!

А Федор в это время знал только одно — как бы уйти, следов не оставив. Как зверь затравленный обходит охотников, облавой идущих, всякую хитрость используя, так и Федор с Семеном, переправившись, сразу ушли в тайгу. Темноту ночную пересидев, по рассвету шагнули в чащу и уж боле на вид и не показались. Нет ходу по дорогам таежным беглецу, только тропой, а еще лучше — вовсе без тропы, звериным переходом идти. Однако эти переходы знать надо, иначе закружит тайга, обессилит и навсегда заберет в просторы свои неизмеримые.

Ночью в тайге тоже ходу нет, темнота такая, что свою руку перед лицом не видишь, а идти как? Ветви, корни, камни… Любая царапина или рана в тайге может жизни стоить. И огонь не зажжешь, тайга тысячи глаз имеет и ушей тысячи, не просто в ней найти человека, но и скрыться тоже нелегко. Особенно от опытного таежника, каким Фрол по всей Ангаре слыл. Узнав о том, что в розыске Федор, да еще и не один он, Фрол так рассудил. Северная тайга многолюдна нынче, старатели, приисковики, смотрители от власти государевой да подручные Никифорова — незамеченным трудно пройти, да и куда идти? В северной тайге потеряться можно, а затеряться нельзя. Людей много, да все приметные. Северная тайга опасна для пришлых, тем паче стала опасна для местных. Война тихая, но беспощадная продолжалась. Кто-то золото мыл, кто-то его отнимал. Там и поиск легче вести, трудно пройти незаметно, еще труднее жить незаметно в краях золотоносных. Фрол, конечно, по себе судил, но и предполагал, что Федор умный парень. Так что, кроме как на Тесей уходить, нет им другого пути. Значит, через реку должны были переправиться. Да в месте безлюдном пристать, а раз так, след Фрол найти сможет. Нетревоженная тайга след всегда кажет. Сутки, медленно и тщательно осматривая берег, шел Фрол лодкой вдоль Ангары и нашел-таки место, где Федор с Семеном высадились. Опытный глаз его заметил и камыш примятый, и куст ветлы береговой с ветвями надломленными, видно цеплялись, лодку подтаскивая. На берегу, того проще, явно следы двоих, не мешкая в тайгу ушедших. Даже не покурили. Остальное для него уже было легко. Посмотрел он тот переход, которым беглецы через тайгу междуреченскую пошли, и ушел спокойно водой в Тесей-реку, зная уже, где и когда встретить Федора на выходе. И все так бы и произошло, если бы не одна вещь, которая изменила и маршрут Федора, и жизнь его.