Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 16

— Если дело во мне, милорд, — ответил Моубрей, — так мне надо знать, чем я могу помочь вашей милости.

— Мою просьбу легко высказать, но так трудно взять обратно, что мне хотелось бы сначала собраться с духом. А, впрочем, надо же все-таки сказать… Моубрей, у вас есть сестра.

Моубрей вздрогнул.

— У меня действительно есть сестра. Но я не представляю себе, милорд, чтобы уместно было называть ее имя в нашем разговоре.

— Опять этот угрожающий тон! — по-прежнему шутливо заметил граф. — Какой приятный партнер! Сперва собирается перерезать мне горло за то, что выиграл у меня тысячу фунтов, а потом за то, что я предлагаю его сестре стать графиней!

— Графиней, милорд? — переспросил Моубрей. — Вы шутите, конечно: ведь вы никогда не видели Клары Моубрей.

— Возможно, и не видел, ну и что же? Я мог видеть ее портрет, как Паф выражается в «Критике», мог влюбиться по рассказам, или, чтобы уж не гадать больше, а то вы, кажется, не любите предположений, мог удовлетвориться сведениями, что она хороша собою, воспитана, талантлива и что у нее большое состояние.

— О каком состоянии вы говорите, милорд? — спросил Моубрей, с тревогой вспоминая о правах, которые, по соображениям Миклема, могла предъявить сестра на его имущество. — Вы имеете в виду поместье? Но ведь нашей семье принадлежат только Сент-Ронанские земли или то, что от них осталось. А эти земли наследую я, милорд, наследую по неоспоримому праву майората.

— Пусть так, — сказал граф, — я и не зарюсь на здешние ваши горные владения, которые, спору нет,

Я имею в виду поместье хоть и не столь романтическое, да побогаче. Это большое имение, под названием Неттлвуд: дом старый, зато стоит под сенью великолепных дубов; три тысячи акров земли — часть пахотной, остальное под выгоном и лесом, и только два клочка выгорожены для батраков; да еще разные права и привилегии, связанные с этим владением; да копи, рудники — чего-чего там только нет! И все это находится в Беверской долине.

— А какое дело моей сестре до всего этого? — в великом удивлении спросил Моубрей.

— Никакого. Но все это будет принадлежать ей, когда она станет графиней Этерингтон.

— Значит, поместье является собственностью вашей милости?

— Да нет же! И не будет моим, если ваша сестра не соизволит ответить согласием на мое предложение.

— Ваши загадки, милорд, потруднее шарад леди Пенелопы, — сказал Моубрей. — Придется мне обратиться за помощью к преподобному мистеру Четтерли.

Вам не придется обращаться к нему, — сказал лорд Этерингтон. — «Я сам подскажу вам разгадку, только выслушайте меня терпеливо. Вам известно, что английские вельможи не так берегут родовые гербы, как европейская знать: подчас мы не прочь подбить наши поношенные горностаевые мантии золотой парчой горожан. Вот и моему деду посчастливилось раздобыть себе богатую жену с неважной родословной— обстоятельство довольно неожиданное, принимая во внимание, что отец ее был из ваших соотечественников. И был у нее брат, еще богаче, чем она; он к тому же увеличил свое состояние, продолжая дело, послужившее в свое время к обогащению семейства. Наконец этот брат подвел итог, захлопнул счетные книги, бросил торговлю, умыл руки, поселился в Неттлвуде и зажил настоящим помещиком. Но затем моего достопочтенного двоюродного дедушку обуяло желание стать знатной персоной. Сначала он испробовал для этого женитьбу на девице из родовитой семьи. Однако вскоре он понял, что хотя этот брак и принес известную пользу всему семейству, но его-то он мало украсил. И он положил сам стать родовитым дворянином. Его отец, в юности выехавший из Шотландии, как ни стыдно признаться, носил вульгарное имя Скроджи. [58] Тощий кустарник (шотл.). С этим злосчастным именем мой двоюродный дедушка самолично отправился в шотландскую геральдическую палату. Но ни Лайон, ни Марчмсшт, ни Айлей, ни Сноудон не захотели ни вводить, ни поддерживать и никаким другим образом покровительствовать какому-то Скроджи. Из такого имени, как Скроджи, ничего нельзя было сделать. Тогда мой достойный родственник решил прислониться к более прочной стороне дома и обосновать свой сан, обратившись к материнскому имени Моубрей. Тут ему повезло гораздо больше: какой-то проныра выкрал, кажется, для него отвод от вашего собственного родословного древа, мистер Моубрей сент-ронанский, веточку, которой вы, вероятно, и по сей день не хватились. Во всяком случае, за свои серебро и золото он приобрел кусок прекрасного пергамента с белым львом Моубреев в одной четверти герба и с тремя чахлыми кустиками семьи Скроджи — в трех остальных, и стал отныне называться мистер Скроджи-Моубрей или даже, как он подписывался, Реджиналд (крестили-то его Роналдом) С. Моубрей. У него был сын, который весьма непочтительно насмехался над всем этим, отказался от чести носить высокое имя Моубрей и стойко придерживался первоначального наименования отца, к великой досаде вышеупомянутого папаши, ибо имя Скроджи весьма раздражало его слух и портило настроение.

— Признаюсь, я выбрал бы из этих двух имен мое собственное, — сказал Моубрей. — Вкус у старого джентльмена, право, был получше, чем у молодого.

— Согласен. Но оба они были своенравные и нелепые чудаки и проявляли удивительное упрямство, унаследованное, уж не знаю, от Моубреев ли или от Скроджи. Оно часто приводило к ссорам, и в конце концов оскорбленный отец Реджиналд С. Моубрей выставил непокорного сына Скроджи за порог своего дома. И дорого бы обошелся сыночку его плебейский пыл, не приюти его бывший еще в живых партнер первого из всех Скроджи, который по сю пору вел прибыльное дело, когда-то доставившее богатство семье. Я рассказываю обо всех этих мелочах для того, чтобы по возможности сделать для вас ясным то крайне затруднительное положение, в котором сейчас очутился.

— Продолжайте, милорд, — сказал мистер Моубрей. — Нельзя отрицать — история эта довольно странная, и, наверно, не зря вы пересказываете мне все эти необыкновенные подробности.

— Именно так, клянусь честью, и вы скоро сами увидите, как все это важно. Когда отдал богу душу мой достойный двоюродный дедушка мистер С. Моубрей (я не хочу называть его именем Скроджи даже после его смерти), все предрекали, что он, наверно, ничего не оставил своему непослушному сыну. Так оно и оказалось. Но все при этом были уверены, что свое имение он завещает моему отцу, лорду Этерингтону, сыну его сестры, и в этом-то они и ошиблись: мой превосходный родственник полагал, оказывается, что, если поместье Неттлвуд (называемое также Моубрей-парк) перейдет к нашей семье без всякого ограничительного условия, то милому его сердцу имени Моубрей мало что прибудет и оно ничем больше не возвысится. При помощи ловкого стряпчего он составил завещание на мое имя (а я был тогда еще школьником), но поставил условием, чтобы я до наступления двадцатипятилетнего возраста взял в замужество молодую леди с хорошей репутацией по фамилии Моубрей и предпочтительно из семьи сент-ронанских Моубреев, буде таковая девица найдется в этом семействе. Вот разрешение моей загадки.