Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

Драгоценную бочку пристроили на вьюк. Бертран взлетел в седло, босыми пятками пришпорил коня и поскакал по просеке в сторону Мариендорфа. За ним скакал Моран, державший повод вьючной лошади. Он тоже рассчитывал получить награду и тоже боялся наказания. Просека была узкая — та самая просека, по которой третьего дня скакали, удирая от мифического великана, Андреа и Франческо. Здесь-то и пересеклись пути Бертрана и Марты…

Марта услышала топот копыт, шелест разбрасываемых кустов и треск сушняка. Сонливость ее как рукой сняло.

Кто же там? Если это люди Шато-д’Ора, то надо спрятаться, потому что на ней кольчуга герцогского воина. Если воины герцога, то по коню Мишеля в ней признают переодетого врага. Она стала разворачивать коня, чтобы съехать с дороги и углубиться в лес. Но тут произошло непредвиденное: копье Мишеля зацепилось за какую-то ветку. Марта попыталась его отцепить, но ветка хлестнула ее по лицу, и Марта нечаянно ударила коня шпорами, пытаясь усидеть в седле. Конь встал на дыбы — и понес Марту прямо навстречу выехавшим из соседних кустов всадникам…

— Что это? — спросил мессир де Фонтенель, поворачиваясь к Морану. — По-моему, кто-то из наших…

Марта увидела всадников в багровых плащах и подумала, что это — конец. Она неумело выдернула из петли копье и сунула его под мышку, метя во врага.

— Проклятье! — взревел Бертран. — Он атакует нас! Эй ты, остановись, черт побери!

Но никто из всадников уже не мог сдержать коней… Марта, выставив вперед копье, неслась вперед. Острие копья, пробив кольчугу, увязло в животе Морана. Древко вывернулось из-под мышки Марты и со страшной силой хватило по лицу мессира Бертрана, который с воплем вылетел из седла и грянулся оземь… Все произошло очень быстро, может, за секунду, может, за две… Марта проскакала еще с десяток метров, и тут конь ее остановился как вкопанный. Марта испуганно оглянулась и увидела, что в этой схватке одержала полную победу. Моран катался по земле, орошая кровью дорогу и оглашая окрестности душераздирающими воплями. Мессир Бертран упал крайне неудачно — ударившись о камень, лежавший посреди просеки, раздробил крестец…

— Эй, парень, — слабым голосом позвал Бертран. — Ты, конечно, шато-д’орский?

— Я не парень, — ответила Марта таким грубым и хриплым голосом, что умирающий мессир Бертран подумал, что перед ним, несомненно, благородный рыцарь, возможно и барон, и, стало быть, негоже называть его «парнем».

— Прошу прощения, мессир! — задыхаясь, прохрипел Бертран. — Прошу прощения… Я должен был догадаться, что простой латник не сможет выбить из седла сразу двоих… М-м-м… Я прошу вас, мессир, избавьте меня и моего латника от страданий: пробейте копьем ту бочку и концом копья уколите нас с Мораном… Будьте милосердны к побежденному врагу…

— Там яд? — спросила Марта. — Тот, что вы взяли у бортника? Значит, это вы мессир Бертран де Фонтенель?

— О, — простонал кавалер, — выходит, именно нас и ждали… О Боже… Кавалер де Фонтенель покидает этот мир…

Кавалер был прав. Несколько судорожных телодвижений — и мессир Бертран затих навсегда… Моран все еще корчился на земле, и Марта, подъехав к нему, взялась за древко копья, которое все еще торчало из живота латника. Зажмурившись от отвращения, Марта попыталась добить раненого, но лишь с пятого или шестого удара ей удалось его прикончить. После этого ее стало мутить, и она слезла с коня и отошла к зарослям малины, где ее вырвало. Когда приступ тошноты прошел, она вышла на дорогу, с трудом забралась в седло и собрала лошадей убитых, в том числе вьючную, с бочкой. Потом она снова спешилась и подобрала меч Морана, кольчугу и шлем де Фонтенеля… Зачем ей все это понадобилось — она и сама не знала. Зато знала, что надо ехать обратно, — ведь все так хорошо устроилось! И ей хотелось поскорее вернуться к Рене…

…Когда она подъехала к землянке, Рене еще спал. Марта отпустила лошадей гулять по поляне, а сама разделась догола и полезла к Рене, под его теплый бочок… Марта не стала его будить; уткнувшись лицом в его плечо, она тотчас захрапела…

Лагерь войска, которым командовал виконт де Легран дю Буа Курбе, всю ночь бурлил, как кипящий котел: воины готовились к битве. В походных мастерских точили оружие, чинили упряжь и сбрую. В разные стороны высылались дозоры и группы лазутчиков; одни возвращались, другие уходили. За оградой-частоколом, возведенной еще днем, устанавливали метательные машины. У костров жарили поросят и пили вино, захваченное на постоялом дворе «Нахтигаль». Старые вояки рассказывали молодежи о былых сражениях. Настроение у герцогского войска было приподнятое. Мало кто сомневался, что «лоскутное войско» графа Шато-д’Ора и его союзников устоит перед монолитом герцогских войск. Все сходились на том, что при первом же серьезном натиске союзники Шато-д’Ора либо разбегутся, либо переметнутся на сторону герцога и маркграфа. Еще больше поднялось настроение у воинов, когда после полуночи к лагерю со стороны Визенфурта подошел отряд в две тысячи человек во главе с его высочеством герцогом. Герцог, прослышав о том, что ожидается легкая победа, прибыл к войску, чтобы впоследствии историки приписали ему всю честь этого успеха. Для этой цели был приглашен хронист из монастыря Святого Андрея.

Отряд, прибывший с герцогом, в лагерь не вступил и временно разместился в лесу, укрывшись от вражеской разведки. Герцог не стал устанавливать свой шатер; спешившись, он сразу направился в шатер виконта де Легран дю Буа Курбе и велел созвать военный совет. Пока собирались командиры, виконт докладывал герцогу обстановку.

— Извольте взглянуть, ваше высочество, — говорил виконт, указывая герцогу на двойную линию костров по сторонам реки, разделявшей войска, — вон там, за второй линией костров, — войска графа де Шато-д’Ора — около десяти тысяч воинов, среди которых собственно войск Шато-д’Ора и его вассалов не более половины, скорее всего, менее половины. От реки, где расположен отряд присягнувшего вам маркграфа, Шато-д’Ор заслонился двумя тысячами воинов во главе с бароном фон Гуммельсбахом. Насколько нам известно, он — друг Шато-д’Ора и будет драться за него, как за самого себя. Гуммельсбах завалил просеку деревьями, и маркграфу, вероятно, не удастся взять этот завал. Но вместе с тем Ульрих де Шато-д’Ор не может снять оттуда ни одного воина, а мы сможем при необходимости взять оттуда примерно половину людей, когда понадобится нанести решающий удар.

— Разумно, похвально! — с важным видом произнес герцог. — А как размещены главные силы врага?

— Вдоль речки, судя по данным от лазутчиков, размещены следующие отряды: граф Альберт де Шато-д’Ор и полторы тысячи воинов — на крайнем левом фланге неприятеля; отряд барона фон Альтенбрюкке — около двухсот копейщиков и сто конных латников; граф Иоахим фон Адлерсберг — две с половиной тысячи воинов; граф фон Аннемариенбург — около трехсот конных латников; граф де ла Пелотон — тоже триста латников. Таков левый фланг. В центре стоит мой добрейший кузен, граф де Легран дю Буа Друа, опасный противник, с ним пятьсот всадников и примерно столько же лучников и копейщиков. Бок о бок с ним — граф де Фражор, тоже весьма опасен — тысяча лучников и копейщиков и полтысячи всадников. Потом отряд барона Бальдура фон Визенштайн цу Дункельзее — двести копейщиков и около сотни всадников. Далее располагаются немногочисленные отряды баронов и кавалеров — от пятидесяти до ста человек, а всего — до четырехсот воинов. Самый крупный среди них — отряд Иоганна фон Вальдбурга. А на правом фланге стоит отряд шато-д’орских войск — где-то до двух — двух с половиной тысяч…