Бернард Корнуэлл - Несущий огонь (ЛП)

Моя крепость. Беббанбург.

Беббанбург.

С того самого дня как его у меня украли, я мечтал захватить Беббанбург. Вором был мой дядя, а теперь уже его сын, что осмелился называть себя Утредом, владел большой крепостью. Поговаривали, что её можно захватить только с помощью предательства или измором. Мощная крепость, построенная на массивной скале, почти остров. По суше к ней можно приблизиться только по единственной узкой тропке. Моя твердыня.

Однажды я уже почти ее захватил. Я провел своих людей через Нижние ворота, но Верхние ворота успели закрыть, и мой двоюродный брат по-прежнему правил в величественной крепости у бурного моря. Его знамя с волчьей головой реяло над стенами, его воины глумились с крепостной стены, когда мы уезжали прочь, а четыре корабля плыли через пролив, чтобы найти укрытие в неглубокой бухте.

— Сто пятьдесят воинов, — сообщил Берг и добавил: — Мне кажется.

— И еще женщины и дети, — сказал мой сын.

— А значит, они пришли надолго, кем бы они ни были, — подвел итог я.

Мы обогнули северный край гавани, где дым от костров заволок берег: там арендаторы моего кузена коптили селедку или выпаривали соль из морской воды. Сейчас они прятались в домишках, ютящихся по внутреннему берегу бухты. Они боялись и нас, и вновь прибывших кораблей, что бросали якорные камни среди небольших рыболовных суденышек, пережидавших штормовой ветер в тихих водах Беббанбурга.

В одной из хижин с крышей из дерна залаяла собака, и ее тут же заставили умолкнуть. Я пришпорил лошадь, проскакав между двумя домишками и вверх по склону холма. При нашем приближении козы разбежались, а пастушка — девочка пяти или шести лет — захныкала и закрыла лицо руками. На невысоком гребне я обернулся и увидел, что команды всех четырех кораблей сходят на берег с тяжелыми мешками на плечах.

— Мы могли бы перебить их, пока они высаживаются, — предложил мой сын.

— Сейчас не можем, — сказал я и указал на Нижние ворота, перегораживающие узкий перешеек, ведущий в крепость. Оттуда, из украшенной черепами арки, выехали всадники и поскакали к бухте.

Берг хохотнул и указал на ближайший корабль.

— Твоё копьё все еще там, господин!

— Удачный бросок, — заметил мой сын.

— Удача тут не при чем, — не согласился Берг, — сам Один направлял это копьё.

Юный Берг весьма почитал богов.

Всадники направляли приплывших на кораблях воинов не к могучей твердыне на высокой скале, а в сторону деревенских сараев. Прибывшие бросили свою ношу на берегу и добавили туда же связки копий, груды щитов, топоров и мечей. Женщины переносили детей на берег. Ветер доносил обрывки голосов и смех. Чужаки явно приплыли, чтобы остаться, и, словно показывая, что теперь они владеют этой землей, кто-то воткнул знамя на берегу, глубоко погрузив конец древка в гальку. Серый флаг захлопал на холодном ветру.

— Видите, что на нем? — спросил я.

— Драконья голова, — ответил Берг.

— А у кого такое знамя? — спросил мой сын.

— Я таких не знаю, — пожал плечами я.

— Хотелось бы мне увидеть дракона, — задумчиво вздохнул Берг.

— Это было бы последним, что ты увидишь в жизни, — заметил Утред-младший.

Не знаю, существуют ли драконы. Я никогда их не видел. Отец рассказывал, что они жили в высоких холмах и пожирали крупный скот и овец, но Беокка, один из священников отца и мой наставник в детстве, был уверен, что все драконы спят глубоко в земле.

— Они — создания сатаны, — говорил он мне, — и прячутся глубоко под землей в ожидании последних дней. И когда протрубит ангел, возвещая второе пришествие Христа, они вырвутся из-под земли как демоны! Они будут сражаться! Их крылья заслонят солнце, дыхание опалит землю, а пламя сожжет праведников!

— Так мы все умрем?

— Нет, нет, нет! Мы сразимся с ними!

— И как же ты сразишься с драконом? — спросил я.

— С молитвой на устах, мой мальчик, с молитвой.

— Значит, мы все умрем, — сказал я тогда, и Беокка отвесил мне подзатыльник.

А теперь эти четыре корабля привезли драконью икру в Беббанбург. Мой двоюродный брат знал, что я могу напасть в любой момент. Многие годы он жил в безопасности под защитой неприступной крепости и королей Нортумбрии. Эти короли были моими врагами, и чтобы атаковать Беббанбург, мне пришлось бы с боями пробиваться через всю Нортумбрию и победить армии датчан и норвежцев, которые бы собрались на защиту своей земли. Но теперь королем Эофервика стал мой зять, моя дочь была его королевой, язычники Нортумбрии стали моими друзьями, а я мог беспрепятственно проскакать от границ Мерсии до стен Беббанбурга.

Целый месяц я пользовался этой свободой, разъезжая по пастбищам кузена, грабя его фермы, убивая его людей, угоняя скот и красуясь под его стенами. Мой двоюродный брат не появлялся, чтобы сразиться со мной, предпочитая отсиживаться в безопасности за грозными валами, но теперь он собирал воинов. Тех воинов, что переносили щиты и оружие на берег, наверняка наняли для защиты Беббанбурга. До меня доходили слухи, что двоюродный братец готов платить золотом за таких людей, и теперь мы наблюдали их прибытие. Теперь они здесь.

— Нас больше, — заметил мой сын.

У меня было около двух сотен воинов, разбивших лагерь в холмах к западу, так что да, если дело дойдет до битвы, то нас больше, чем вновь прибывших, разве что только если мой двоюродный брат не прибавит к ним силы своего гарнизона. Теперь в его распоряжении находилось более четырехсот копий, и жизнь действительно усложнилась.

— Спустимся вниз, чтобы их встретить, — сказал я.

— Вниз? — удивился Берг. Сегодня нас было только шесть десятков, даже вполовину меньше, чем норвежцев.

— Мы должны узнать, кто они, — ответил я, — прежде чем убьем. Это просто вежливость. — Я указал на согнутое ветром дерево. — Рорик! Отрежь-ка ветку от этого граба и держи её, как знамя. — Я повысил голос, чтобы меня могли услышать все мои люди: — Перевернуть щиты!

Я подождал, пока Рорик не отрубит ветку, символ переговоров, а мои воины не перевернут щиты с волчьими головами вверх тормашками, а потом пустил Тинтрига, своего темного жеребца, шагом вниз по склону. Мы двигались не спеша. Я хотел убедить чужаков, что мы пришли с миром.

Вновь прибывшие отправились нам навстречу. Дюжина воинов в сопровождении всадников моего кузена тащились по пастбищу, где в зарослях чертополоха паслись деревенские козы. Всадников возглавлял Вальдере с лучшими воинами Беббанбурга, я встретился с ним всего две недели назад. Он пришел в мой лагерь в западных холмах с горсткой воинов, зеленой веткой в руках и наглым требованием, чтобы мы убирались с земли моего кузена, пока нас не перебили.

Я посмеялся над этим предложением и унизил Вальдере, но я знал, что это опасный и опытный воин, много раз проливавший кровь в битвах со скоттами-мародерами. Как и я, он был в медвежьем плаще, а слева свисал тяжелый меч. Его плоское лицо обрамлял железный шлем, увенчанный орлиным когтем. Короткая седая борода, угрюмые серые глаза, а рот — просто широкая прорезь, не созданная для улыбок. У него на щите красовался такой же символ, как и у меня: серая волчья голова. Это символ Беббанбурга, и я никогда не отказывался от него. Вальдере поднял руку в перчатке, чтобы остановить следовавших за ним воинов, и пришпорил лошадь, приблизившись ко мне на несколько шагов.