Поль Феваль - Горбун

Это был условный сигнал, по которому им было приказано взламывать церковную дверь. Сомнений не оставалось, и все же соратники в эту минуту испытывали нерешительность. Они никак не могли поверить, что с их хозяином случилась катастрофа. Тем не менее, именно это, прежде всего, следовало из условного знака. Когда же до их сознания, наконец, дошло, что все так и есть, они начали раздумывать, а следует ли при новых обстоятельствах продолжать подчиняться.

Однако по некотором размышлении они взяли в расчет то, что Гонзаго постоянно с ними играл, неустанно придумывая новые интриги, чтобы потуже затянуть узел на их шеях; – кто знает, может быть и теперешний сигнал свечи – не что иное, как очередное проявление его дьявольских козней, возможно, он опять вздумал их проверить. Словом, в конце концов, роковая гвардия и на этот раз решила подчиниться.

– Как бы то ни было, – сказал Навай, принимая решение. – Это всего лишь похищение.

– А наши кони стоят наготове в двух шагах, – прибавил Носе.

– Из-за какого-то взлома церковной двери и небольшой стычки еще никто не становился преступником, – рассудил Шуази.

– Вперед! – воскликнул Таранн. – Нужно управиться до возвращения принца, или, на худой конец, пусть он нас застанет за работой.

У Монтобера и Таранна были приготовлены большие железные ломы. Первый к двери бросился Навай, замыкал штурм Ориоль. При первых же усилиях, приложенных к рычагам, дверь плавно открылась. Но за ней оказалась куда более серьезная преграда: три обнаженных клинка.

В этот момент со стороны дворца послышался шум: чьи-то бегущие шаги, испуганные крики толпы, расступавшейся перед каким-то стремительно приближавшимся к церкви живым снарядом. Боя на пороге не состоялось. Был нанесен всего лишь один удар. Навай ранил в плечо неосторожно высунувшегося Шаверни. Маркиз упал на колени, прижимая раненую руку к туловищу. Узнав Шаверни, Навай в испуге отступил и со злостью отбросил прочь свою шпагу.

– Ах, крапленый туз! – воскликнул явно не ожидавший такого оборота Кокардас. – Ну ка покажитесь, где вы там со своими ржавыми шпильками? Серп вам в жатву!

Но услышать ответ гасконцу не пришлось. В следующий миг по церковному подворью прошелестели быстрые шаги. Казалось, что здесь пронесся ураган, в мгновение ока сдувший всех и вся, кто находился на паперти.

В темноте раздался предсмертный стон Пейроля. Прозвучав коротко, он резко оборвался, будто фактотуму последний раз в его бесславной жизни вставили кляп. Зловещим эхо Пейролю захрипел Монтобер, захрипел и тоже замолчал.

Таранн, не успев даже пикнуть, мешком скатился со ступенек и, распластав руки крестом, остался лежать в нелепой позе, – ноги на ступеньках, голова на траве. Этот опустошительный рейд совершил один лишь человек, с непокрытой головой и с обнаженной шпагой.

На секунду он остановился и в наступившей тишине прокричал:

– Все, кто больше не желают оставаться союзниками Гонзаго, – убийцы де Невера, – могут уйти!

Никто ничего не ответил, только за деревьями едва заметно мелькнули тени, – мелькнули и исчезли. Через несколько секунд с улицы Двух церквей послышался цокот подков по булыжной мостовой.

Поднявшись на церковный порог, Лагардер, (это был он), – увидел лежавшего на полу маркиза де Шаверни.

– Убит? – воскликнул он.

– Не совсем, с вашего позволения, – пытаясь улыбнуться, отозвался маркиз. – Силы небесные! Никогда прежде мне не приходилось видеть, как разит молния… Подумать только, что сталось бы со мной, если бы тогда в Мадриде… Вы не человек, а сущий демон!

Лагардер ему отсалютовал, после чего пожал руки гасконцу и нормандцу. Спустя мгновение Аврора де Невер была у него в объятиях.

– Скорее к алтарю! – воскликнул шевалье. – Зажгите все свечи. Двадцать лет я ждал этого часа!

– В таком случае, может быть, подождем еще несколько минут, пока возвратиться мать невесты, – учтиво и вместе с тем вразумительно возразил священник. – Она должна придти с минуты на минуту. Едва начался штурм церкви, донья Круц через потайной выход побежала во дворец просить о помощи. К тому же насколько я понял, теперь нет нужды чересчур спешить, ведь отныне вам никто и ничто не угрожает, сын мой. Приговор отменен, не так ли? Зачем же второпях свершать столь счастливое таинство, как венчание?

– В этом вы, пожалуй правы, святой отец. А вот насчет того, что никто не угрожает, – нет. Главный злодей еще на свободе. Оставайтесь пока здесь, мой ангел, – поцеловав Аврору, произнес шевалье; – а вы не спускайте с нее глаз, – сказал он Кокардасу и Паспуалю. – Я найду его, найду, во что бы то ни стало, – и, перекрестившись, возвел взгляд к небесам. – Ты слышишь, Невер, брат мой, пробил час! Клянусь, что сегодня ты будешь отомщен!

Произнеся эти слова, Лагардер выбежал из церкви.

Едва Гонзаго скрылся из дворца через потайную дверь, перед ним возникло неожиданное препятствие – толпа. Лагардер протаранил толпу, словно пушечное ядро, а Гонзаго этого сделать не удалось, он повернул обратно и побежал окольными путями через Кенкампуа, и потому шевалье, покинувший залу заседаний позднее принца, к церкви добрался первым. Гонзаго же, сделав изрядный крюк, появился на кладбище через малую калитку.

Стояла такая темнота, что он с трудом находил дорогу к склепу, двигаясь едва не на ощупь. Оказавшись на месте, где его должны были в засаде дожидаться соратники, он нечаянно бросил взгляд на освещенные окна большой залы, которую недавно покинул. Сейчас в ней не было видно ни души, лишь отливающие позолотой пустые кресла.

– Пусто, – подумал Гонзаго. – Бросились за мной. Надеются поймать… Не выйдет. Не успеют. Лошади должны быть где-то здесь наготове.

Переведя взгляд с ярких окон на темные кусты, он из-за резкого ухудшения освещенности почти потерял способность, что-либо различить. Ему казалось, что он видит фигуры своих людей, тогда, как на самом деле перед ним были стволы деревьев и ветви кустарников.

– Эй, Пейроль! – слегка повысив голос, окликнул он. – Ну что, все в порядке? Взяли барышню?

Никто не ответил. Рукоятью шпаги Гонзаго потыкал в то, что он принял за фактотума. Ручка тупо уткнулась в подгнивший ствол мертвого кипариса.

– Никого? – с изумлением произнес он. – Неужели сбежали без меня?

Ему вдруг показалось, что он услышал, чей-то глухой голос, повторивший: «Никого», но он в том не был уверен. Под его ногами беспрестанно шуршали сухие листья.

Где-то вдалеке со стороны большого особняка, а затем уже ближе послышался шум приближающихся шагов и оживленные восклицания. С языка Гонзаго сорвалось ругательство.

– Карамба вам в корму! Ладно, еще посмотрим, чья возьмет!

Он бросился к церкви. Но на его дороге выросла высокая человеческая фигура. На сей раз это был не обман зрения, – не мертвый кипарис. В руке у стоявшего в темноте человека была шпага.