Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 2

– Это в самом деле каббала, – пробормотал я, опасаясь его обидеть.

– А почему не физика? Вычищенный акведук прекрасно проводит воду, а заросший и загаженный канал – скверно. Знаете, хорошие певцы демонстрируют такой трюк: берут ноту, совпадающую с тоном пустых бокалов, после чего те разлетаются вдребезги.

– Снова пустые бокалы? – горько упрекнул я. – Это называют явлением резонанса.

– В мире голоса вы его допускаете, а в мире логоса нет? – быстро ответил он. – Знаете медицинские факты, что некоторые известия радостного или печального свойства вызывали апоплексию. Чем не резонанс в сердце? Слушайте же: коли вы не видите сведений за расположением знаков, то для иной среды оно преисполнено рационального смысла, призыва, побуждения к действию. Некоторое особенное расположение знаков в послании военачальника, пройдя через цепочку грамотных подчинённых, вызовет движение огромных неграмотных масс, определит судьбы и смерти множества людей, которые даже не зрели бумаги, на коей приказ изложен. Другое расположение окажется пустым соединением букв или слов. И ничего не произойдёт, сколь бы ни мудрили шифровальщики.

– Я понимаю, конечно.

– Вы – не понимаете, – вкрадчиво и раздельно зашептал он, повернувшись ко мне. – Вы ещё не понимаете главного. Вы видите, что сообщение обязано пройти некую трансформу в сознании, прежде чем восприемник соизволит действовать. Но расположение знаков может само являть действие, как высокая нота сама взрывает бокал посредством движений воздушной среды, а не тем, что лакей с перепугу уронит поднос на пол. Теперь, надеюсь, вы понимаете.

– Да, но то же утверждают и каббалисты, хотя и другими словами. Всё же я хочу знать, какого рода среда приводит восприемника знаков к погибели! – Я вдохнул глубоко, прежде чем решиться: – И кто изначальный восприемник знаков на камнях, которые покоятся в болоте?

– Это трудно, – согласился он, – ибо знаки будто бы действуют сами, без очевидного физического посредника. Так же как сам действует обруч, который катится с горы и давит муравьёв. Представьте себе трёх лягушек, которые видят это и обсуждают, что же сей круг означает – Обод, сообщающий о своей сущности, магическую литеру «О» – Остерегайся! – или цифру ноль, превращающую жизнь в пустоту небытия. Мы сами напоминаем тех лягушек, которым лучше иметь поменьше ума, чтобы прыгнуть в сторону с его пути. Нам легко поверить в самостоятельное действие предметов в мире вещей, ведь мы опираемся на физические постулаты, работающие сами по себе – но трудно представить прямое влияние идей на вещественный мир. Во время о́но сами физические законы объяснялись разумным влиянием богов. И мне горько, что ваша наука вместо того, чтобы раскрыть природу идей всячески пренебрегает этой стороной, ограничиваясь материей.

– Где же теперь та книга? – спросил я тихо.

Он вздохнул, быть может от того только, что хотелось ему продолжить свои рассуждения.

– Хочу верить, что Фотий сжёг её. Я сказался тяжело больным, испросил дозволения лечиться за границей, тогда, поговаривали, Голицын лично доставил книгу ему, но тот даже не поглядел – бросил в печь. Так был убеждён во вреде всего, что делал князь. Тогда он уже ни в чём не доверял ему, кричал, чтобы тот покаялся. Топал на самого важного сановника империи. Послушайте, Алексей Петрович, – слова давались ему с трудом, и он облизнул губы, – вся эта история, которую мы разбираем с вами и пытаемся сложить по кусочкам, имеет двойное и даже тройное дно. Я устал собирать её воедино, подавшись в монахи, но вы ещё на середине пути. Бросьте это немедленно – или будьте осторожны. Вы можете пострадать не только от людской зависти. Поверьте, пока не собрали доказательств, что в деле сём существует нерукотворное – природное или иное зло.

Подосланная книга, подложенные листы в рукопись – за всеми этими деталями проступало нечто единое, главное. Не один лишь способ творить нечистые дела, но и нечто ещё, пока неуловимое – тут с ним я не мог не согласиться.

– Потому моя каменная таблица – доказательство первичности идеи?

– Всякий раз приходится нам продолжать давний неоконченный разговор. Всякий раз мы сидим под ясным небом в тумане размышлений. Вот вам сравнение. Пока человек не сведущ в астрономии, ему невозможно разобраться в хаосе небесных светил. После же он легко видит созвездия, видит закономерности в завихрениях планет, даже удивляется, как мог не замечать сего раньше. Факты – как звёзды, лишь с течением времени, если долго размышлять, разрозненные мысли связываются несокрушимой логикой связей. Так случилось со мной, так происходит и с вами.

– Мы подаём всякий раз друг другу новые мысли, и у нас обоих есть время обдумать их между беседами. Трудно привязать новую звезду к привычному рисунку созвездия, часто она ломает устоявшиеся линии. Кое-какую философию поверяю я жизнью, но вы всё время уклоняетесь от ответа.

– Давайте рассуждать, – терпеливо начал он. – В вашем камне – связь идеи и материи. И вы могли бы исследовать это методами новой науки. Молния почиталась за гнев богов, пока люди не осознали её электрической природы. То, что вы называете мистическим, может иметь объяснение физическое.

– Разумеется, можно найти связь между материальным камнем и материальной смертью, но это вовсе не то же самое, что доказать связь идеи и материи, – возразил я весьма хмуро.

– Идея порождает, она же и убивает.

– Меня больше интересует, почему кто-то старался направить заклинание через века? Камень весьма прочен.

– Остановитесь на этом месте, – попросил он. – В вашем вопросе слышу я свой. Признавая, что древний резчик верил в заклинания и создал эту надпись, вы тем самым подтверждаете первичность идеи. И уже неважно, во что она облекается – в резонанс, порождаемый звуками или иной гармонией магнетических колебаний. Неведомая доселе нить…

– Вы снова ловко поймали меня, инок Серапион, – поморщился я. – Но в вашем рассуждении содержится изъян. Я не спорю, что загадка связи идеи и материи существует, но не соглашусь, что мой камень поможет разгадать её, ибо верю, что влияние его материально.

– Не против нас, а против них – тех, кого они убили, – помолчав, сказал вдруг он.

– Простите, что?

– Мы – существа грубые, – ответил он почти шёпотом, – и подвержены влиянию начертания лишь через зрение, а те, более эфирные, могут ощущать эту энергию напрямую, как планета повинуется притяжению Солнца. Да, так, они чувствуют проклятие – сквозь грунт и время, как притяжение или, скорее, отталкивание – как не можем мы, и потому мы живы, а они упокоились и не в силах подняться из эфирных своих могил.

– Я не вполне вас понимаю, должно быть, – признался я осторожно. Но он продолжал: