И. Болгарин - Адъютант его превосходительства

Кольцов прижал к себе Юрину голову.

– Мы – взрослые люди, Юра! И давно дружим! Я хочу получить от тебя ответ на крайне важный вопрос не только для меня, – серьезно продолжал Кольцов. – Я могу рассчитывать на твое молчание?.. Могу ничего не опа­саться?..

– Да, – твердо сказал Юра. – Я обещаю!..

И они еще долго сидели рядом, молча, на Юриной кровати – взрослый, живущий все время, как сжатая пружина, и мальчик, который хотел и мог верить только сильному и правому. Кольцов первым прервал молчание, нег­ромко попросил:

– Расскажи мне об этом человеке… о Мироне… подробно…

Кассу вокзала осаждала возбужденная, нетерпеливая толпа.

Обвешанные узлами и торбами мешочники, юркие, с чемоданами в руках, потертые спекулянты, озлобленные солдаты со скатками на плечах совали в окошко мятые деньги и умоляюще просили или грозно требовали билет. И слышали в ответ бесстрастно-категоричное:

– Билетов нет и не будет!

Мирон Осадчий, с распаренным от спешки лицом, усердно работая локтя­ми, с трудом протиснулся к кассе и с видом нагловатого превосходства просунул в окошко полученную от Щукина записку и деньги.

Толпа замерла. Толпа ждала, уставясь в непроницаемое окошко.

В ответ на записку рука из кассы торопливо выложила Мирону билет и выплеснулся подобострастный, почти елейный голос:

– Пожалуйте-с!

Толпа негодующе зашумела не то на Мирона, не то на кассира и снова начала приступом, гудя и переругиваясь, брать кассу. Мирон едва выбрался из этой свалки.

Времени до прихода поезда оставалось еще много, и он скучающей поход­кой прошелся по перрону. Свернул к пивнушке. Рукавом смахнул со стойки рыбьи кости и застарелую шелуху от обглоданных раков, угрюмо потребовал:

– Налей-ка!

Расстегнув поддевку, Мирон огляделся вокруг, радуясь хорошему дню и удачливой своей жизни. Все сложилось у него как нельзя лучше – не погиб тогда, в банде у Ангела, и своевременно нашел других хозяев… «Ну чем не житуха, – думал Осадчий, с удовольствием ощущая в кармане внуши­тельную пачку денег. – Они – тьфу-тьфу, не сглазить бы! – хорошо платят. Чистоганом. А риск-то по нынешним временам невеликий. Чего греха таить, разве это риск? Вот у кого рисковая жизнь – так это у солдат».

Мысли у Мирона были приятные, сытые – круглые! – сами катятся в моз­гу. Мысли-самокаты. И хорошо ему от них, от спокойного предосеннего сол­нышка, оттого что скоро уезжает. Плохо, не с кем словом перемолвиться…

Но и тут повезло Мирону – появился человек в брезентовом пыльнике и купеческом картузе. Остановился рядом с Мироном с кружкой вздыбленного пеной пива. «Из спекулянтов, должно! – наметанным глазом определил Осад­чий. – Вон и таранку загодя приготовленную достал из кармана». А человек постучал таранкой по стойке и принялся за пиво. Десятки глаз с вожделе­нием посмотрели на таранку. Но человек в пыльнике выделил только его, Мирона, и великодушно протянул половину жирной, красновато светящейся на солнце рыбины.

– Мне? – несказанно удивился обрадованный Мирон и с уважением доба­вил: – Премного благодарен.

Они стояли за стойкой, неторопливо грызли таранку, лениво тянули пи­во, добродушно поглядывая друг на друга. И Мирон даже начал испытывать к этому человеку какое-то свойское расположение.

– Смотрю, вы вроде бы местный? – отдувая от края кружки пену, полюбо­пытствовал сосед.

– А что? – со сразу проснувшейся настороженностью отозвался Осадчий.

– Да нет, ничего… поиздержался малость в дороге… Хотел бы… – Наклонившись к самому уху Мирона и оглядевшись по сторонам, человек до­верительно прошептал: – Хотел бы кое-что продать…

– Что?

– Вещь…

Незнакомец в свою очередь насторожился и даже чуть отодвинулся от Ми­рона. Похоже было, что он уже пожалел о своем предложении. И это успоко­ило Мирона: перед чужим испугом его собственный страх всегда проходил быстро. Он наклонился к соседу, солидным шепотком сказал:

– Сами мы не местные, но свободный капиталец имеем. Так что, ежели ваша вещь…

– Кой-какое золотишко у меня… – едва слышно признался незнакомец.

– Золотишко?! – захлебываясь от восторга, повторил Мирон.

Едва ли не с нежностью подумал: «Ах ты, рожа твоя спекулянтская! Да не томи душу, злодей!..» Видать, день сегодня такой выдался – прибыток к прибытку шел… – И добавил нетерпеливо: – А ну покажь товар!

– Вы уж, пожалуйста, потише. Здесь ведь разные люди, – выразительно повел глазами по сторонам сосед. Он насупился и, казалось, уже оконча­тельно раскаивался в своей откровенности перед случайным человеком. Еще раз оглядел Мирона и с сомнением покачал головой: – Да и боюсь, мой то­вар будет вам не по карману…

«Взад пятит, – огорчился Мирон, – спугнул купца!» И, тоже перейдя на полушепот, внушительно сказал:

– Мы ваш товар не видели, вы наш карман не щупали.

Людей в деле опасливых я, конечно, уважаю, только и кота покупать не приучен. К тому же у вас даже мешка – нет! – Он коротко и нервно рассме­ялся собственной шутке.

– Похоже было, что шутка эта разозлила чересчур осторожного собесед­ника.

– Мешка нет! – сердито сказал он. – Не каждый товар в мешке носит­ся!.. Часы у меня золотые с двумя крышками, боем и при золотой цепочке!

– Пока-ажь!..

– Шпана кругом. А ты: «покажь» да «покажь»! А потом не купишь, а они увяжутся, украдут.

– Ну, не хочешь здесь – давай отойдем, – тихим, примирительным тоном предложил Мирон, боясь неосторожным словом или даже взглядом оконча­тельно расстроить заманчивую сделку.

Они перешли через железнодорожные пути, сразу за которыми начинался пустырь с остатками каких-то сараюшек, а еще дальше густо вставал невы­сокий, подпаленный осенним багрянцем кустарник.

– Значит, с двумя крышками, – не выдержав, переспросил Мирон. – И при цепочке?

– Фирма «Лонжин», – внушительно ответил спутник.

Мирон искоса осмотрел сухощавую, не так чтобы сильную фигуру шагавше­го рядом человека, и шалая, взвеселившая сразу мысль пришла к нему. «Лонжин», – повторил он про себя незнакомое слово. И еще раз с удо­вольствием: – «Лон-жин»!

В кустарнике, вблизи речки, виднелась заброшенная полуразвалившаяся часовенка. Вокруг царила легкая недвижная тишина.

– Пройдем к часовне, – предложил Мирон каким-то свистящим от волнения голосом, – чтоб, значит, для полной уверенности. – Теперь он сам искал безлюдного места.

– Пройдем… – Мужчина согласился не задумываясь, легко, и Мирон уви­дел в его сговорчивости добрый знак.

Столько раз выручала Мирона Осадчего врожденная подозрительность к людям, столько раз отводила от него беду в самый распоследний момент, а вот жадность подвела, столь же глубоко в нем сидящая, как и подозри­тельность!..