И. Болгарин - Адъютант его превосходительства

Подходили бойцы, понимающе слушали. Один не выдержал, выругался, ска­зал:

– Это Ангел, его работа.

Командир хмуро подтвердил:

– Да, это банда Ангела. Мне докладывали, они тут неподалеку на хуто­рах объявились. – Он перевел невеселый, недоуменный взгляд на Красильни­кова и, хмуро кивнув на Юру, спросил, тем самым как бы отстраняясь от участия в судьбе мальчишки: – Ну и куда ж ты его, Семен Алексеевич?

Моряк решительно заявил:

– А куда ему ночью! До утра пусть в дивизионе побудет, а там подума­ем!..

Юре отвели самое лучшее место – на снарядных ящиках, аккуратно сло­женных друг на друга. Поверх камышовой подстилки Семей Алексеевич бросил агатную попону, от которой исходил легкий запах лошадиного пота и све­жей, луговой травы, и укрыл Юру шинелью.

– Намаялся ты за день, парень! – сочувственно и чуть грубовато, чтобы не показать своей жалости и доброты, сказал Красильников… – Спи.

Над головой у Юры в небесной вышине мерцали большие зыбкие звезды, а еще дальше, там, в глубине желтого неба, как желтый речной песок, явственно проступала звездная даль. Такими яркими звезды видятся только в лесу или в горах, где воздух чист и прозрачен. Юра смотрел на звезды и невольно прислушивался к ночной жизни артиллерийского дивизиона. Вот не­подалеку от него гулко стуча сапогами, на ходу перебрасываясь словами и переругиваясь, пробежали артиллеристы. Сквозь густую вязкость, дремы Юра расслышал, как командир, тот, что недавно так хмуро расспрашивал его, сказал бойцам:

– Хочу объявить – вам задачу батареи… На рассвете противник по всей вероятности начнет движение к селу Иванополье. Двигаться будет по этой дороге…

Потом Юра, все больше погружаясь в сон, думал о том, что ему нужно будет во что бы то ни стало добираться, как велела мама, в Киев, к дяде, что красные отступают и, наверное, скоро оставят этот город и что папа обязательно приедет в Киев и разыщет его. А может быть, даже возьмет его с собой на войну. Ведь он не кто-нибудь, а полковник, и ему, конечно, это не составит труда. И они будут вместе воевать и вместе разобьют красных, и его, Юру, наградят каким-нибудь орденом, и все будут говорить о том, какой он смелый.

На цыпочках к изголовью Юры подошел Красилльников, озабоченно спро­сил:

– Спишь?

Юра не отозвался. Ему не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.

– Жаль… Хотел тебя чаем побаловать… – тихо, скорее самому себе, сказал моряк и, поправив на Юре шинель, бесшумно исчез в темноте.

Еще какое-то время Юра думал о папе, о войне, об этом странном чело­веке в бушлате и незаметно для себя заснул.

…Проснулся Юра от грохота.

Все вокруг было в грязно-желтом дыму. И в нем, как призраки, метались изломанные человеческие фигуры. Кто-то склонился к самому Юриному уху и закричал:

– Вставай, сынок!.. Ох, мать их, продали нас!..

Это был командир дивизиона. Он дернул ошарашенного Юру за руку, пота­щил за собой.

Дрогнула земля. Воздух стал нестерпимо твердым. Сноп огня взметнулся там, где только что спал Юра.

И снова нарастающий вой снаряда. Взрывной волной Юру швырнуло на зем­лю…

Раскрыв глаза, Юра отыскал взглядом командира дивизиона. И тотчас увидел его, лежащего шагах в двух, с лицом залитым кровью. Командир нес­колько раз произнес:

– Беги, сынок… Беги! – и затих.

Юра боязливо еще раз взглянул в его сторону. Глаза командира были ши­роко раскрыты и незряче смотрели в небо. В углах губ пузырилась кровь. Юре стало так страшно, что отнялись руки и ноги – ни никак не мог сдви­нуться с места. Потом откуда-то вынырнул запыхавшийся Красильников, нес­колько мгновений он, склонившись, стоял – над командиром, словно размыш­ляя, что же предпринять, затем поднял Юру и, весь во власти бессильного гнева, хрипло, но решительно сказал:

– Пошли.

Они спустились в неглубокий овраг, торопливо двинулись по его дну.

Шагая рядом, моряк сумрачно поглядывая на Юру, потом сказал:

– Ну прямо тебе расстрел, – и через несколько шагов добавил: – Вот что может сделать один предатель. – И вдруг резко остановился, придержал рукой Юру: – Послушай, а ну-ка скажи мне толком, кто ты есть?

Юра растерянно молчал.

– Ну! – с нарастающей подозрительностью сказал моряк. – Тебя кто сюда прислал?

– Никто меня не посылал… – Юра смотрел прямо в его, внезапно став­шие недоверчивыми глаза и угрюмо добавил: – Я же говорил – ехал с мамой в Киев.

– Ну да, к дяде. Это я уже слыхал. А ты правду выкладывай. Всю как есть! Все равно ведь узнаем! – торопливо, словно пытаясь уверить себя в своем подозрении, бормотал моряк.

– Я и так правду!.. Я же вам правду!.. – так же торопливо и обиженно старался его уверить мальчик.

Но тут моряк, к чему-то настороженно прислушиваясь, схватил Юру за руку. Послышался конский топот, громыханье. Моряк потянул Юру вниз, на землю, прошептал:

– Не шевелись! Может, беляки. – А сам осторожно поднял голову, осмот­релся. Потом вдруг вскочил, замахал руками: – Э-гей, товарищи, погодите!

Теперь и Юра безбоязненно поднял голову и увидел несколько телег с ранеными красноармейцами, которые ехали, свесив ноги на землю, словно с сенокоса.

Семен Алексеевич объяснил что-то одному из бойцов, указывая глазами на Юру, затем усадил его в телегу, а сам пошел рядом. Они ехали долго и только к полудню подъехали к окраине городка. На узкой кривой улочке Се­мен Алексеевич помог Юре спрыгнуть с телеги, и они пошли к кирпичному дому, около которого стоял часовой.

– Товарищ Фролов здесь? – спросил Красильников часового.

– Со вчерашнего дня не уходил, – ответил часовой.

Моряк повел Юру на второй этаж и оставил в пустоватом коридоре с от­битой штукатуркой. Сам скрылся за дверью, но почти сразу вернулся, поз­вал:

– Идем.

В большой комнате, куда следом за моряком вошел Юра, лицом к двери за пишущей машинкой сидела молодая женщина.

Заглядывая через ее плечо в листы бумаги, что-то диктовал человек в длинной кавалерийской шинели. Оба обернулись и взглянули на Юру, а он каким-то неведомым чутьем понял, что не они здесь главные. Мальчик пере­вел взгляд дальше и увидел человека в легкой тужурке, сидящего к нему спиной. Худая шея с глубокой впадиной и особенно спина с острыми лопат­ками выражали такую крайнюю усталость, что в груди Юры невольно ше­вельнулась жалость.

Усталый человек медленно повернул голову. Блеснул сощуренный глаз, вокруг которого сбежались морщинки.

– Здравствуй. Проходи, садись! – сказал Фролов Юре.

Мальчик сел, растерянно глядя в худощавое, гладко выбритое лицо с отечными мешками под глазами, с красноватыми припухшими веками, но с вы­ражением живым и энергичным.

– Как тебя зовут? – неторопливо рассматривая Юру с ног до головы, спросил Фролов. – Неплохо, если и фамилию скажешь!