Томас Костейн - Черная роза

— Это все не важно. Теперь, когда мне известно, что во мне течет английская кровы я хочу стать настоящей англичанкой. Я хочу жить в стране моего отца, даже если мне там придется нелегко. — Девушка прошептала эти слова так страстно, что Уолтер испугался. — Неужели ты думаешь, что я здесь останусь? — Она вновь дотронулась до его руки.

Мариам продолжала его расспрашивать о жизни дома. Уолтер начал ей рассказывать о своем странном детстве в Герни, об учебе в Оксфорде и обо всех событиях, вынудивших его покинуть родину. Девушка горела желанием знать все, но Уолтер понимал, что больше всего ее интересовала Ингейн и существовавшие между ними отношения.

— Ты не считаешь, что Ингейн поступает очень эгоистично? — спросила она.

— Потому что собиралась выйти замуж за моего брата? Но это не только ее решение. Оба отца договорились заключить этот союз, и она была не в силах сопротивляться.

— Но ей хотелось отказаться от этого брака? Уолтеру пришлось ответить, что он в этом не уверен. Когда Мариам заговорила снова, Уолтер понял, что она твердо решила ехать в Англию. Она перестала задавать глубоко личные вопросы.

— Я ничего не знаю, — грустно заметила Мариам. — На Востоке считают, что женщинам незачем учиться. Я никогда не видела книги. Что я стану делать в вашей стране? Там все будет по-иному.

— Английские женщины тоже мало учатся, и, наверное, немногие из них видели книги.

— Мы считаемся христианами, — продолжала Мариам. — Но я никогда не была в церкви. В Антиохии опасно быть христианином, и Антемус был в этом отношении очень строг. Вы с Трисом такие набожные, что мне становится за себя стыдно. Мне нужно побольше узнать о христианской вере, за которую мужчины готовы сражаться и даже умереть. Ты мне об этом расскажешь?

— Да, Мариам, мы будем очень рады. Наша вина, что мы раньше об этом не подумали.

Девушка страстно выдохнула:

— Я хочу быть похожей на вас во всем! Мне будет неприятно, если тебе придется стыдиться меня!

— Ты хочешь выйти замуж за англичанина? Она напряглась.

— Да. Да, я хочу выйти замуж за англичанина, — шепнула Мариам.

Уолтер не понял, как это получилось, но они уже лежали в объятиях друг друга и он обхватил ее за шею. Он теснее прижал ее к себе и почувствовал, как сердце Мариам бешено бьется рядом с его сердцем.

— Какая я слабая, — проговорила Мариам. — Я говорю о том, что хочу быть похожей на ваших дам, а сама позволяю обнимать себя, хотя… мне известно о твоей любви к леди Ингейн. Но мне кажется, что я тебе тоже нравлюсь.

— Я все время пытался бороться с этим чувством, потому что понимал, что нарушаю клятву.

— Клятву? Неужели слова так важны? Разве все не решает твое сердце?

Он крепко прижал к себе девушку, так что она тесно касалась его всем телом. Она не сопротивлялась, и Уолтер чувствовал, как голая ножка касалась его сапога.

— Может, она уже вышла замуж, — задыхаясь, прошептала Мариам. — Ты этого не узнаешь, пока не вернешься, а до этого пройдет несколько лет. Может, ты… будешь о ней все меньше и меньше думать… — У нее вдруг поменялось настроение, и она выскользнула из его объятий. — Ты обо мне плохо подумаешь, — громко сказала она. — Ты будешь меня считать бесстыдной и легкомысленной. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь меня стыдился, но мне самой сейчас стыдно за себя.

Уолтер сел на пол, а Мариам отодвинулась подальше к своей постели из веток душистого кустарника.

— Уолтер, мне кажется, что тебе пора спать. Юноша помолчал, подбирая слова. Потом промолвил:

— Это правда, что я любил Ингейн всю жизнь и поклялся ей в вечной преданности. Эти клятвы считаются священными для рыцарей и людей христианской веры. Каждый раз, когда я думал о тебе, меня не покидало чувство вины, потому что я помнил, что нарушаю клятву. Я должен тебе признаться, что все равно продолжал думать о тебе.

— Но она тебе ни в чем не поклялась?

— Нет, но это не имеет никакого значения. Мне трудно тебе это объяснить. У нас существует кодекс чести, который может вам показаться странным, но он бесспорен для тех, кто его соблюдает. — Уолтер решил, что пришло время все рассказать Мариам. — Понимаешь, Мариам, мой отец тоже поклялся моей матери, когда отправлялся в крестовый поход, а я явился результатом ее слепой веры. Он отсутствовал четыре года, а когда вернулся, то привез с собой жену-чужестранку. Мать хранила ему верность и верила, что он сдержит свою клятву.

Девушка молчала.

— Мне кажется, что теперь я кое-что стала понимать. Уолтер, разве тут нет разницы, ведь Ингейн сказала, что собирается замуж за твоего брата?

— Ингейн очень гордая девушка, и она капризна. Иногда она бывает очень злой. Я любил и ее недостатки, и ее достоинства. Я понимал, что иногда она говорит колкости вовсе не для того, чтобы меня обидеть. Она знала, как сильно я был ей предан и насколько ее положение выше, чем мое. Может, она тогда не все еще решила насчет Эдмонда, но хотела, чтобы я думал, что все уже решено. Я не могу быть в этом полностью уверен.

— И ты все равно считаешь, что не должен нарушать клятву? Мне трудно понять это.

Девушка замолчала, и Уолтер представил себе, как она растерянно качает головой. Потом она сказала:

— Не нравится мне твоя Ингейн.

Уже лежа на своем месте, Уолтер продолжал размышлять. Он понял, что не все рассказал девушке. Ему всегда казалось, что Ингейн все тщательно взвесила и не сомневалась в правильности своего решения. Он сам придумал себе красивую сказочку, надеясь, что она станет дожидаться его возвращения. Теперь он начал более трезво воспринимать многие вещи. Он страстно желал, чтобы его мечты о будущем исполнились, потому что хотел занять подходящее место в жизни. Но у него было очень мало надежды на то, чтобы завоевать Ингейн. Юноша чувствовал, что она все меньше занимала его мысли. В особенности с тех пор, как в то утро они с Мариам впервые увидели Снежные горы и он понял, как Мариам красива. Он признался себе, что Восток с его чуждой моралью и стандартами постепенно завоевывал его и моральный кодекс, которому он всегда следовал, теперь ослабил свое влияние.

Мариам тоже не могла заснуть, Уолтер слышал, как она ворочалась и даже разок вздохнула.

Уолтер сказал себе: «Иди к ней и крепко обними». Он чувствовал, что должен был это сделать.

Юноша прислушался, и в нем проснулось сильное желание. Каждое ее движение за шуршащим занавесом ему казалось приглашением. Он был уверен, что девушка будет ему рада, и ее мягкие, гладкие руки крепко обнимут его, и стройное тело станет страстно реагировать на его призыв.

Дважды он садился и решался пойти к ней, но оба раза продолжал чего-то ждать, вцепившись в край одеяла. Он пытался себя убедить, что может сдерживать физическое желание.