Джеймс Купер - Осада Бостона, или Лайонел Линкольн

— Значит, как и мне, Лайонел, вам не придется сегодня сразиться за короля, — сказал он, когда они вышли в переднюю. — Хау повезло, если можно назвать везением участие в таком пустячном деле. Что ж, пойдемте со мной на Копе, будем просто зрителями, раз уж нам не дано участвовать в спектакле; может быть, почерпнем материал если не для эпической поэмы, то хоть для фарса.

— Простите, генерал Бергойн, но я смотрю на предстоящее сражение серьезнее, чем вы.

— Ах, да, я и забыл, что вы были в свите Перси на лексингтонской охоте! — прервал тот. — Ну, так назовем это трагедией, если это вам больше нравится. Что касается меня, Линкольн, то мне до смерти надоели эти кривые улочки и мрачные дома, и, так как у меня есть склонность к поэзии природы, я, будь у меня на то власть, давно бы уже скакал по брошенным полям этих пахарей… Но вот и Клинтон; он тоже собирается на Копе, где мы все можем получить урок военного искусства, наблюдая, как Хау поведет свои батальоны.

К ним подошел военный средних лет. Его плотная фигура, не обладавшая, правда, изяществом и непринужденностью генерала, все еще державшего Лайонела под руку, отличалась, однако, воинственной осанкой, которой был совершенно лишен мешковатый и неторопливый Гедж.

В сопровождении нескольких адъютантов все трое покинули губернаторский дворец, чтобы занять наблюдательный пост на не раз уже упоминавшемся нами холме.

Когда они вышли на улицу, Бергойн отпустил руку своего спутника и с подобающей важностью пошел рядом с собратом-генералом. Лайонел воспользовался этим, чтобы отстать от них и, следуя в некотором отдалении, понаблюдать за настроениями местных жителей, чем остальные считали ниже своего достоинства интересоваться. Из всех окон выглядывали бледные, взволнованные женские лица, а не менее любопытные и более смелые представители мужского пола заполонили крыши домов и колокольни.

Барабаны уже не выбивали дроби на узких улочках, зато время от времени со стороны моря раздавался резкий звук дудки, — очевидно, войска уже начали переправляться на соседний полуостров. Перекрывая все, слышался неумолкающий грохот канонады, беспрерывно сотрясавший воздух с самого рассвета, так что ухо, привыкнув к нему, стало различать более слабые звуки, о которых мы упоминали.

Чем ближе к заливу, тем пустыннее становились улицы; открытые окна и распахнутые двери указывали, с какой поспешностью патриотичные бостонцы кинулись туда, где лучше можно было наблюдать за сражением.

Такая горячность вызывала сочувствие даже у английских офицеров, и все, прибавив шагу, скоро выбрались из тесноты узких и мрачных закоулков на холм, откуда открывался широкий, ничем не заслоненный вид на залив.

Театр военных действий лежал внизу как на ладони.

Почти прямо перед ним находилось селение Чарлстон; крыши, над которыми не вилось ни одного дымка, и опустевшие улицы придавали ему сходство с кладбищем; если же на главных улицах и замечались какие-то признаки жизни, то это была чья-нибудь одинокая фигура, торопливо шагавшая среди окружающего безлюдья, словно спеша покинуть проклятое место. В какой-нибудь тысяче ярдов, на противоположном мысу с юго-восточной стороны полуострова, земля уже кишела солдатами в красных мундирах и в лучах полуденного солнца ярко сверкало оружие.

А между ними и притихшим селением, ближе к последнему, от узкой полоски берега круто поднималась уже упомянутая нами гряда холмов высотой в пятьдесят — шестьдесят ярдов, увенчанная скромным редутом — причиною всего этого переполоха. Простиравшиеся справа луга безмятежно зеленели, как в дни мира и благоденствия, хотя возбужденному воображению Лайонела представлялось, будто над заброшенными печами для обжига кирпича да и над всем полуостровом нависла зловещая тишина, созвучная предстоящим грозным событиям. Далеко слева, по ту сторону реки Чарлз, из американского лагеря на окрестные холмы высыпали тысячи людей; казалось, все население колонии собралось здесь, чтобы присутствовать при сражении, от которого зависела судьба нации. Бикон-Хилл возвышался среди гнетущего безмолвия Бостона, как живая пирамида человеческих лиц, и все глаза были устремлены в одну роковую точку. Люди с риском для жизни лепились на карнизах, куполах, церковных шпилях, мачтах и реях, поглощенные зрелищем и позабыв обо всем. Военные суда поднялись вверх по рекам или, точнее, по узким морским рукавам, образующим полуостров, и неутомимо обстреливали низменный перешеек, служивший единственной связью между окопавшимися на холме фермерами и их земляками на материке. Меж тем как англичане батальон за батальоном высаживались на мысу, ядра копсхпллской батареи и военных кораблей сыпались на естественный гласис, окружающий редут, зарывались в его земляной бруствер или же, перелетев, шлепались на пустынные склоны большого холма, возвышавшегося в нескольких сотнях ярдов позади, а черные, дымящиеся бомбы, казалось, парили над редутом, будто высматривая место, где взорваться.

Невзирая на эти устрашающие приготовления и беспрестанные помехи, мужественные фермеры на холме трудились не покладая рук все утро, стараясь возможно лучше укрепить занятую с такой дерзостью позицию. Тщетно англичане прибегали ко всем средствам, чтобы смутить упорствующего врага: заступ, кирка и лопата продолжали делать свое дело, и среди грома канонады и града ядер кал поднимался за валом так же неуклонно и добротно, словно фантастические бредни Джэба Прея соответствовали действительности и землекопы занимались обычным своим мирным трудом. Однако их бесстрашие никак не походило на молодечество, которое отличает солдат регулярной армии, будь они даже трусами в глубине души.

Чуждые военного показного блеска, в простой и грубой своей рабочей одежде, вооруженные тем оружием, которое сняли с крюка над очагом, даже без единого развевающегося над головой знамени, чтобы их подбодрить, они стояли насмерть, поддерживаемые только правотой своего дела и теми глубокими нравственными принципами, которые унаследовали от своих предков и стремились передать незапятнанными потомкам. Как стало впоследствии известно, они вынесли все труды и опасности, не имея пищи, столь необходимой для поддержания сил даже в часы досуга и праздности, тогда как неприятель на мысу в ожидании прибытия последних частей в полной безопасности наслаждался обедом, который для многих оказался последним. Роковая минута, видимо, приближалась. Отставшие лодки с арьергардом прибыли, и батальоны англичан пришли в движение, растекаясь вдоль берега под прикрытием холма. От полка к полку спешили офицеры с последним приказом командующего. В этот миг на вершине Банкер-Хилла показался отряд американцев и, быстро спустившись по дороге, скрылся в лугах по левую руку от своего редута. За ним последовали другие, которые по его примеру, несмотря на огонь корабельных пушек, прорвались через узкий перешеек и поспешили присоединиться к своим товарищам в низине. Британский генерал тут же решил предварить подход новых подкреплений и отдал давно ожидаемый приказ приготовиться к атаке.