Джеймс Купер - Землемер

— Да, у вас, в пансионе, верно никогда не было недостатка в сладком.

Урсула засмеялась, но ее стройный, хотя и мелодичный смех заставил меня вздрогнуть.

— Молодым девушкам приписывают много такого, в чем они совершенно неповинны, — сказала она. — В пансионе запрещено было есть пирожки, и нас научили их делать из сожаления ко вкусу мужчин.

— Ваших будущих мужей, — сказал землемер, встав, чтобы выйти из комнаты.

— Наших отцов, братьев и дядей, — перебила Урсула, делая ударение на последнем слове.

— Мне известно, мисс Урсула, — сказал я, когда Эндрю оставил нас одних, — что делалось у вас в пансионе, потому что я близко знаком с одной из ваших прежних подруг.

Урсула ничего не ответила, но смотрела на меня своими большими голубыми глазами, которые, казалось, задавали мне вдруг сто вопросов.

Я заметил, что глаза ее наполнились слезами; это случалось с ней всегда при воспоминании о пансионе.

— Я говорю о мисс Присцилле Бэйярд. Она, вероятно, принадлежала к числу ваших друзей, — прибавил я.

— Присцилла! — повторила удивленная Урсула. — И вы с ней близко знакомы?

— Я не так выразился, вы можете упрекнуть меня в легкомыслии. Я должен бы сказать, что наши семейства, по особым причинам, в близких отношениях. Отказываюсь от первых моих слов и прошу извинения.

— Не понимаю, почему вы отказываетесь от них, но, признаюсь, что все то, что я услышала от вас, чрезвычайно огорчает меня.

Странно! Урсула говорила чистосердечно; это доказывали бледность ее лица и необыкновенное волнение, обнаруженное ею. Признаться ли в сумасбродных мыслях, которые промелькнули у меня в голове? Почему же нет.

Я обещал говорить правду и должен сдержать слово.

Урсула, думал я, огорчена тем, что единственный порядочный человек, встреченный ею в течение целого года, который, может быть, понравился ей, влюблен уже, как она предположила. В другом случае такое быстрое и явное признание возмутило бы меня, но все слова и движения Урсулы были так естественны, что участие мое к ней увеличилось еще больше. Этим сильным ощущением, возбужденным тогда в душе моей, я приписывал то, что эта чудная девушка очень быстро овладела моим сердцем.

Мгновенно влюбиться кажется смешно, а все же иногда случается. Я убежден, что один взгляд, одна улыбка, одно из тысячи подобных средств, данных нам природой для выражения чувств, может возбудить в нас страсть, но для поддержания ее необходимо что-нибудь большее. Сначала действует одно воображение, сердце уступает уже потом, повинуясь более продолжительному и разумному чувству.

Ослепление мое продолжалось недолго. Догадалась ли Урсула о том, как я расценил ее чувство, — не думаю, потому что она была слишком чистосердечна, — или нашла необходимым не оставлять меня в сомнении, только она призналась мне. Откровенно ли было ее признание и как она избегала всего, что могло оскорбить подругу, доверившую ей свою тайну, могут судить те, которые будут иметь терпение продолжить чтение этих зарисовок.

— Я должна рассеять все ваши сомнения, господин Литтлпэдж, — сказала, немного помолчав, Урсула. — Я очень привязана к Присцилле Бэйярд, и она заслуживает вашего удивления и вашей любви…

— Моего удивления, это так, мисс Урсула, но до сих пор я никогда не был соединен с ней никаким другим, более нежным чувством.

Лицо Урсулы заметно прояснилось. Чистосердечная, она поверила мне с первого слова и, казалось, избавилась от какого-то внутреннего беспокойства. Она улыбалась насмешливо и вместе с тем печально, говоря: до сих пор может много значить, когда дело идет о такой молодой девушке, как Присцилла. Слова эти показывают, что то, чего еще нет, скоро может случиться.

— Мисс Бэйярд мила, я согласен, но то, на что я так неловко намекнул, относилось к ее брату, который просил руки младшей моей сестры. Этот предполагаемый брак не тайна, и поэтому я не хочу скрывать это.

— Но он скорее всего может подать мысль и о вашем браке с Присциллой! — сказала Урсула дрожащим голосом.

— И да, и нет, смотря по характеру. Одни найдут эту причину достаточной, другие — нет.

— Вопрос этот занимает меня потому, — перебила Урсула, — что один мой знакомый влюблен в мисс Бэйярд, и признаюсь, я душевно желаю ему успеха. Вы были бы для него очень опасным соперником, тем более, что ваше семейство в тесных отношениях с семейством Присциллы.

— С моей стороны не опасайтесь ничего, мое сердце сейчас так же свободно, как было и в тот день, когда я в первый раз увидел мисс Бэйярд.

Луч радости блеснул на лице Урсулы, потом она снова задумалась.

— Не будем лучше говорить об этом, — сказала она помолчав. — Моему полу присвоены некоторые привилегии, которые я не могу нарушить. Вам удалось, господин Литтлпэдж, приехать в такое время, когда все ваши арендаторы собрались в одном месте, вы всех могли видеть одновременно.

— Я имел еще и другую удачу и всю жизнь не забуду обстоятельств моего приезда.

— Вы, вероятно, очень любите смотреть, как поднимают здания? Или, может быть, вам нравятся сильные ощущения до такой степени, что вы сами хотели бы попасть в силок, как попадают бедные птички, которых ловит иногда мой дядюшка.

— Я говорю ни о подъеме здания, ни о том, что оно могло упасть на нас, хотя смелость и присутствие духа, которые вы показали, не позволят мне забыть этого.

(Урсула опустила голову и покраснела). Мне пришла в голову мысль о песне, которую я слышал; слова индейские, а мелодия шотландская, она дала мне первое понятие о том, что служит украшением этого далекого уголка света.

— Не такого уж и далекого, чтобы его не могла достичь лесть. Приятно слышать, когда хвалят песни, будь они хоть индейские, но, право, гораздо приятней узнать что-нибудь новое о Присцилле, поговорим о ней.

— Могу заверить вас, что мисс Бэйярд вполне разделяет вашу привязанность к ней, она всегда с энтузиазмом говорила о своей дружбе к вам.

— Ко мне! Так она помнит еще меня, заброшенную так далеко от света! Но она так добра, что это еще больше усиливает в ней привязанность ко мне. Она, вероятно, не думает, что я сожалела о прежнем моем положении, я не простила бы ей этого.

— Напротив, она восхищается вами.

— Странно, что Присцилла говорила вам обо мне!

Я сама поступила легкомысленно, наговорив вам так много, и поэтому должна теперь договорить. Впрочем, вы меня извините, если я не обхожусь с вами, как с совершенно чужим человеком, потому что дядюшка по крайней мере сто раз в день вспоминает вас. Вчера еще, на протяжении одного часа, он раз двенадцать заводил о вас разговор.