Джеймс Купер - Палач, или Аббатство виноградарей

— Да неужто вам неизвестна история об огромной виноградной кисти, синьор? — воскликнул Петерхен, изумленный растерянностью итальянца. — Это одно из прелестнейших сказаний в Священной книге. Ха! Клянусь жизнью, да ведь осел идет без всадника — а что же случилось с этим плутом Антуаном Жиро? Разбойник освежился в палатке вином после того, как осушил до дна собственный бурдюк! Тут проявлено небрежение; роль надо было отдать непьющему или, по крайней мере, тому, у кого голова крепче; ведь тут надо выпить, по крайней мере, галлон note 124, а другой уже собьет с ног человека непривычного.

Речи бейлифа лились неумолчно до тех пор, пока сопровождающие Бахуса не пропели все свои песни и не протанцевали все танцы, а потом потекли еще скорей, как «катящаяся река, что шумит и шумит вечно».

— А теперь нужно ожидать появления хорошенькой невесты с подружками, — продолжал Петерхен, подмигнув своим спутникам, как старинный щеголь, имеющий обыкновение открыто обожать красавиц. — Здесь, пред властями города, состоится торжественная церемония, ради достойного завершения праздника. Ах! Мельхиор, старый дружище! Нам бы прежний задор — и тогда ни одна из этих вертлявых девчонок не ушла бы отсюда, не протанцевав с нами несколько пируэтов! Но настройтесь на нужный лад, друзья; ведь это не представление, а подлинное бракосочетание; необходимо сохранять серьезность. Но что такое? Отчего суетятся стражники?

Петерхен умолк, ибо в это самое время поимщики воров, держась тесным кольцом, ввели на площадь несколько человек, в которых, по виду их, безошибочно можно было узнать пленников. Бейлиф был чрезвычайно исполнительный чиновник; таковые почитают установление законов гораздо менее важным событием, нежели их надлежащее исполнение. Зачастую в той или иной формулировке он находил значение, существовавшее, возможно, только в его воображении; однако толкования эти непременно способствовали удобству исполнения бейлифом его обязанностей. Необходимость судебного разбирательства возникла некстати, поскольку сулила задержку бракосочетания: Петерхен имел особую склонность к наказанию преступников, в частности потому, что нарушители закона, жалкие оборванцы, служили вечным упреком совершенству бернского управления; острастка была необходима, ведь недаром говорят: старый кучер чаще щелкает кнутом. Но сейчас судебное рвение бейлифа не вполне пробудилось, потому что стоящие пред ним нарушители закона принадлежали к более счастливой породе преступников, чем те, кто своей худобой и лохмотьями оживлял вечно дремлющий в чиновничьей душе задор обвинять и наказывать, дабы защитить права сильных от посягновения слабых и несчастных. Читатель уже, конечно, догадался, что пленники были Мазо и его товарищи, которые успешно скрылись из тюрьмы, но не избежали вторичной поимки.

— Кто эти дерзкие, осмелившиеся оскорбить правящие власти в день всеобщего ликования и миролюбия? — строго вопросил бейлиф, едва только стражники закона и их пленники приблизились к возвышению. — Разве вы не знаете, плуты, что сейчас в Веве происходит торжественное, почти что религиозное празднество — во всяком случае, таковым его почитали древние; и что преступление — вдвойне преступление, когда совершается в присутствии благородных особ либо, как теперь, во время торжеств, либо направлено против властей? И последнее — тягчайшее из всех!

— Мы всего лишь невежественные школяры, драгоценнейший бейлиф, как вы можете заключить по нашему внешнему виду, и потому нас не должно судить строго, — отвечал Мазо. — Вся наша вина состоит в том, что мы поссорились из-за пса; мы дали волю рукам, не руководствуясь доводами разума, но вреда не причинили бы никому, разве только себе, если бы власти позволили нам решить дело, как умеем сами. Вы говорите, сегодня в Веве праздник — тем тяжелее было нам сидеть взаперти из-за такого пустяка, не принимая участия во всеобщем веселье!

— Этот парень рассуждает разумно, — тихо проговорил Петерхен. — Что значит для Берна какая-то собака! А всеобщее веселье должно распространяться на всех. Отпустите их, Бога ради! Да проследите, чтобы всех собак прогнали с площади, чтобы опять не возникло каких-то глупостей.

— Видите ли, эти люди бежали от властей, сбив с ног стражника, — кратко заметил страж порядка.

— Как же так? Разве не сказал ты только что, парень, что все это из-за собаки?

— Я объяснил, почему нас посадили в тюрьму. Правда и то, что, ослабев от тюремного воздуха, разгоряченные вином, мы покинули тюрьму без позволения; но мы надеемся, что это невинное торжество духа простится нам ради выдающегося случая.

— Мошенник, твоя просьба только увеличивает вину! Преступление, совершенное при необыкновенных обстоятельствах, — это особо тяжкое преступление, и оно требует самого строгого наказания, с коим я не стану медлить. Ты оскорбил власти, и это непростительный проступок против общества. Приблизьтесь, друзья, я люблю, чтобы мои доводы прочувствовали и поняли все, кого касаются мои решения, и теперь настал удобный миг, чтобы преподать краткий урок жителям Веве. Пусть жених и невеста подождут — ближе, все ближе, чтобы вы лучше слышали, что я собираюсь сказать.

Люди столпились тесней у возвышения, и Петерхен, с поучительной миной, возобновил свои рассуждения.

— Каждое правительство обязано обеспечить себе защиту, — разглагольствовал Петерхен, — в противном случае оно скоро падет; всем вам должно быть хорошо известно, что когда вещь не ценят, о ней не заботятся. Сие правительство основано затем, чтобы править; но даже дурное правительство лучше, чем полное его отсутствие — кто будет с этим спорить? Однако наше правительство в особенности хорошо, и оно всяческими способами добивается уважения — потому что если человек не добьется уважения, с ним не будут считаться. Без мер предосторожности мы уподобимся необузданному коню, сделаемся жертвами анархии и беспорядка, проклятыми еретиками. Итак, вы видите, друзья, ваш выбор лежит меж правительством Берна и полным отсутствием какого-либо правительства, ибо когда выбирают меж двух вещей, половину берут — и половину оставляют; великий кантон останется со своими установлениями — а на долю Во, следовательно, ничего не достанется, он будет незащищен, как моя рука. Задайте-ка себе вопрос: имеете ли вы иное правительство, кроме настоящего? Нет, не имеете; и потому, отвергнув власть Берна, вы останетесь вовсе без правительства. Страж, у тебя сабля на боку — вот прекрасный образчик власти. Вынь ее из ножен и подними, чтобы хорошо было видно. Итак, вы видите, друзья, что страж имеет саблю, но у него только одна сабля. Положи ее у своих ног, страж. Взгляните: тот, кто имеет одну саблю и положит ее у своих ног, остается вовсе без сабли. Сие оружие представляет нашу власть, которая, отложенная в сторону, перестает быть властью и оставляет нас незащищенными.