Роже Мож - Дикари

— Ты красива и благородна. Меня тронула твоя забота. Но я должен закончить то, что начал. Не сердись. Ты сама долгие годы рисковала своей жизнью. Ведь никто не принуждал тебя. Ты могла бы и не подписывать контракт с Лацертием. Что до меня, я обязан исполнить предсмертную волю Менезия. После, как и ты, я остановлюсь.

Она не позволила ему убрать руку со своей руки и снова притянула его к себе.

Сулла смешался с потоком людей, направлявшихся в Рим по Аппиевой дороге. Все время спрашивал себя, не правду ли говорила прекрасная Ашаика. Или все-таки действовала она по указанию Лацертия. Префект ночных стражей на свой манер, но первым посоветовал ему покинуть город. Даже попытался покончить с галлом там, в «Двух жаворонках».

Но завещание Менезия, оглашенное несколько дней спустя, все изменило. И самым совершенным образом — превратив Суллу в наследника Менезия. Теперь же убийство бывшего офицера-легионера, который к тому же поклялся найти отравителей патриция, вызвало бы невиданный скандал. Итак, пришлось интриговать вокруг Тита Цезаря, этого императора, не желавшего больше крови у своего трона, когда тот поинтересовался, что же случилось с кандидатом на пост трибуна незадолго до выборов. И второй труп — это было бы уже слишком.

Его недоброжелатели должны были учитывать все обстоятельства. Если предупреждение карфагенянки исходило от них, то они ясно давали ему понять: вот тебе декада, отказывайся от мести и уезжай прочь. Значит, у Суллы было всего десять дней на то, чтобы разведать дорогу к убийцам Менезия. Тот несчастный, которого он бросил в ларь для зерна в конюшне «Двух жаворонков», назвал имя сутенера Ихтиоса. Он принимал участие в отравлении Менезия. И нужно начинать с самого Ихтиоса, и сегодня же вечером.

Галл вскоре добрался до одной из промежуточных станций, которые были расположены на всех римских дорогах в пределах империи: там путешественники могли найти все необходимое. Эта же, находившаяся неподалеку от столицы, на Аппиевой дороге, имела исключительное значение. Многочисленные харчевни и более или менее шикарные рестораны, магазины и ларьки располагались вокруг главного корпуса и конюшен. В стойлах содержались лошади императорской почты, предоставляемые для тех путешественников, у которых на руках были документы от администрации дворца. Другие конюшни принадлежали частным владельцам. Тут внаем сдавали лошадей, мулов, повозки и конечно же тяжелые карпентумы для дальних путешествий. Во время еды люди могли и поспать, а путешествие могло продолжаться дни и ночи напролет. Массажисты и массажистки поджидали вновь прибывавших возле конюшен, подхватывали лошадей под уздцы, не ожидая, пока ездоки сойдут на землю. Предлагали пройти в баню, где с них снимут грязь, вымоют и надушат за два сестерция (когда речь шла о благоустроенном заведении). Само собой разумеется, в эту сумму входило и удовлетворение сексуальных потребностей, которые могли возникнуть во время путешествия в одиночку или от перенапряжения долгого пути.

Сулла вежливо отклонил предложения молодой девушки и эфеба [58], которые схватились одна за поводья, а другой за ноги, чтобы помочь сойти на землю. Оба рассмеялись, когда Сулла им сказал, что этой ночью и утром получил все сполна. Затем галл отдал свою лошадь конюшенному, получил взамен номерок, который тут же засунул в карман, где лежали веточки калины. Он направился к четырехэтажному трактиру внушительных размеров. На террасе располагался ресторан, а от солнца посетителей закрывали укрепленные наверху соломенные маты. Оттуда можно было наблюдать за всеми, кто прибывал и уезжал, несмотря на самое пекло в середине дня. Один из слуг принес галлу свежей воды, шербет и список блюд, четко выписанных на тонкой деревянной дощечке. Сулла заказал обед и принялся разглядывать людей, толпящихся перед трактиром и около станций. Многие сидели на своем багаже, и среди них он пытался угадать, кто мог следить за ним. Что было вполне возможным, если Ашаика действовала в соответствии с указаниями тех, кто заплатил ей за будущие бои на арене. Вначале галл отвергал саму мысль, вспомнив, как мила и искренна была с ним всю ночь карфагенянка. Но не зря правило гласило, что надо остерегаться всех и вся. И вполне вероятно, обольщение на кровати из слоновой кости тоже могло быть своеобразным оружием в той борьбе, в которую он вступил после смерти Менезия.

Следили за ним или нет, галл решил как можно скорее исчезнуть, и в любом случае еще до въезда в Рим. И трактир с многочисленными входами и выходами из здания был исключительно удобен для подобного замысла.

В момент своих размышлений Сулла заметил на подходе к станции небольшую группу людей. Некоторые ехали в Рим на лошади, другие шли пешком, спереди и сзади большой повозки военного образца, запряженной двумя лошадьми, — ее вид был ему знаком. По походке людей, их одежде, цвету багажа (такой цвет был в ходу в армии) бывший офицер узнал в них легионеров в отставке.

Судя по всему, им пришлось идти всю ночь, дабы избежать палящего дневного солнца. И скорее всего, они остановятся на отдых, разобьют вокруг своей повозки бивуак, накупят провизии и поспят. Сверху взгляд Суллы охватывал всю эспланаду и задний двор. Он надеялся, что легионеры ввезут свою повозку и лошадей туда, под тень здания и сосен. Там же находились отхожие места и фонтан, где можно было попоить коней.

Сулла не ошибся. Когда он встал из-за стола и подошел к краю террасы, выходившей во двор, то увидел, как ветераны действительно поставили свою повозку около стены трактира, прямо под ним. Некоторые уже расстилали на земле камышовые циновки, собираясь расположиться на них, другие занимались лошадьми — поили их, а один направлялся к отхожему месту. Сулла с большим удовлетворением отметил, что большинство из них явно были галлами. Затем он направился к служебной лестнице. Вниз и вверх по ней шастали рабы. Встретив одного из слуг, спросил его, как пройти в отхожее место. Слуга ответил, что ему нужна или выйти из передней двери трактира и обогнуть здание, или же пройти через кухню во двор. Сулла решил воспользоваться кухней, что больше отвечало его замыслу. Перекинувшись несколькими фразами с поварами, которые колдовали над плитами на древесном угле, он спустился по трем ступенькам и далее на улицу. В нужнике, довольно просторном, он поискал глазами ветерана, которого заметил с высоты террасы. Тот сидел немного в стороне от входа на одной из дырок, проделанной в скамеечке из полированного дерева, с задранной туникой, обнажив мускулистые икры и волосатые ноги, которыми, без сомнения, отмахал тысячи миль за императорской славой.