Вилис Лацис - Потерянная родина

Словно выискивая что-то, чудо спокойно скользило вдоль рифа. Потом вдруг люди на нем забегали и засуетились. Дерево на заднем конце его опустило крылья, они вяла обвисли вдоль ствола, а на переднем дереве распростертым осталось лишь одно-единственное серое крыло. Огромная лодка взяла направление на остров, проплыла через расселину рифа и вошла в лагуну. Что-то загромыхало, что-то упало в воду. Диковинный предмет совсем сложил крылья и остановился, будто застыв на прозрачных водах лагуны.

Затем раздался оглушительный грохот, подобный раскатам грома, через мгновение грохот этот снова повторился, глухо отдаваясь по всему острову. Наблюдатели бросились бежать. Лишь Ако, словно зачарованный, все еще оставался в роще, прячась за стволами деревьев. Он видел, что пришельцы спускают лодку и несколько мужчин со странными длинными предметами в руках усаживаются в нее. Один из них поднял длинный предмет вверх. Раздался треск, и мгновенье спустя какая-то птица замертво плюхнулась в воду. Теперь и Ако сделалось жутко. И он пустился догонять своих убегавших товарищей.

Диковинный предмет, так сильно взбудораживший жителей Ригонды, носил красивое, но неподходящее название — «Сигалл», что означает «чайка». Как известно, чайка красивая, изящная и чистая птица, но о китобойном судне мистера Мобса этого нельзя было сказать. Это была мрачная вонючая коробка с шайкой проходимцев на борту. Когда «Сигалл» после охоты зашел на обратном пути в один из новозеландских портов, чтобы сдать груз и пополнить запасы продовольствия, весь экипаж, за исключением капитана, штурмана Гопкинса и боцмана Иварсена, потребовал расчета и сошел на берег. Само собой разумеется, что они не преминули рассказать другим морякам о собачьих условиях жизни на корабле, расписав при этом капитана Мобса в самых мрачных красках. Жмот, живодер, людоед… Его помощник Гопкинс и верный цепной пес Иварсен по части любого свинства не уступали своему хозяину.

Нелегко было мистеру Мобсу завербовать экипаж для нового плаванья. Но в такое положение капитан Мобс попадал не впервые, и у него накопился солидный опыт в преодолении трудностей подобного рода. В какой же гавани нет кабаков и в каком уголке земли не найдется неудачников, опустившихся искателей счастья, людей с темным прошлым или простаков, жаждущих приключений? Мобс переговорил с некоторыми кабатчиками, вечерком завернул со своими помощниками в одну-другуго подозрительную пивнушку и не поскупился на угощение. — Эй, вы, джентльмен с красным носом, — не тоскует у вас сердце по морю? Мы отчаливаем загребать деньги, и, если кто из вас не такой богач, чтобы жить на проценты, тому сейчас улыбается фортуна — он может разбогатеть…

Песенка эта была не нова, но когда в голову ударит виски, людям малость отшибает память и они принимают фальшь за чистую монету. Великолепный корабль, хорошие харчи, большая команда, сравнительно мало работы и, кроме твердого жалованья, проценты с прибыли — это звучало весьма заманчиво. Иной оскудевший моряк задумывался, в ином неудачнике опять оживала надежда поправить свои дела. В одном кабаке орудовал сам Мобс и не скупясь выставлял бутылку за бутылкой, в другом его удачно замещал Гопкинс, а где-то еще с таким же успехом действовал Иварсен.

Дошлый шкипер бросал семена, и семена эти упадали не на камень. Поздно ночью к судну пристала шлюпка и на палубу взобралась орава пьяных людей. Немного погодя от берега отчалила другая шлюпка. Тогда «Сигалл» поднял якорь и распустил паруса. Несколько ранее завербованных матросов, не успевших в тот вечер напиться, стали на вахту. И когда утром, протрезвившись, остальные сползли со своих коек и выглянули за двери кубрика, вокруг корабля уже колыхался безбрежный океан. Поднялась кутерьма. Большинство моряков не взяли с собой ничего из вещей, другие вспомнили, что они подрядились плавать совсем на другом судне. Но больше всего эта оказия огорчила молодого парня по имени Джек Першмен. Боцман Иварсен напел ему, будто «Сигалл» — экспедиционное судно и направляется искать клад на одном из островов в восточной части Океании. Грязное судно, смердящий запах ворвани и жестокие люди на палубе совсем обескуражили юношу.

— Мы обмануты! — возмущенно говорил он своим товарищам по несчастью. — Мы имеем право потребовать, чтобы судно зашло в ближайший порт и высадило нас на берег.

— Сходи, потолкуй об этом с капитаном, — подбивали Першмена пожилые и видавшие виды матросы. — Можег, он примет во внимание наши претензии.

— Пойдемте все, — предлагал Першмен. — Если старик не уступит по хорошему, заставим силой.

— Лучше поговори ты сам. А то он, чего доброго, сочтет наше выступление за бунт, а в таких случаях, сам знаешь, шкипер волен применять всякие каверзные средства.

Першмен ушел. Минуту спустя люди услышали свирепый рев, на палубе прогремел револьверный выстрел, и до матросского кубрика долетели истошные вопли Першмена. Мистер Мобс собственной персоной взял на себя труд вышибить из этого молодца вредные замашки. С помощью Гопкинса и Иварсена он превратил лицо Першмена в окровавленный кусок мяса. Узловатый конец веревки, которым мастерски умел пользоваться Иварсен, до тех пор плясал по спине парня, пока к Першмену не вернулось сознание и он не пустился наутек.

— Эй, ты! — заорал Мобс вслед беглецу. — Скажи остальным, если найдутся еще субъекты, которые думают так же, как ты, пусть приходят на переговоры! Голодная акула велит им кланяться.

Поднялся ропот, хмурыми взглядами люди издали проводили капитана, но никто больше не утруждал хозяина «Сигалла» разными досужими выдумками. Целую неделю залечивал Першмен свои раны. А грязная посудина с несколькими десятками людей из отбросов цивилизованного общества, которые с невероятным самомнением и е еще более невероятными претензиями носили имя белого человека, неслась вперед, навстречу океанскому простору.

Поняв, что онн бессильны против капитана Мобса и его подручных, на стороне которых стоял закон — этот верный союзник эксплуататоров и насильников, — одураченные моряки старались выместить свою злость друг на друге. Неуступчивость в ничтожных мелочах, грубая ругань, бесконечные перебранки и потасовки спасали жизнь на «Сигалле» от чрезмерного однообразия. Сильные безжалостно помыкали своими более слабыми товарищами, взваливали на них всю тяжелую работу. Наглецы подчиняли себе слабовольных, в матросском кубрике появились свои господа и слуги. Молодой Першмен с самого начала показал себя безнадежным простаком — ему и доставалось больше всех. И как только он мало-мальски оправился от побоев, верховоды из экипажа взяли его в оборот. Помимо непосредственных обязанностей, на него одного взвалили ответственность за чистоту в кубрике, он должен был приносить пищу, мыть посуду и заниматься всеми прочими мелочами. Более пронырливые стали лебезить перед Иварсеном и Гопкинсом, таким же путем заручились благосклонностью самого Мобса, ибо ему по душе были покорность, эгоизм и несогласие среди подчиненных. В остальном капитану не было дела до того, что происходит в матросском кубрике. Лучше всего, если они не ладят между собой, — это укрепляет власть капитана.