Александр Дюма - Инженю

— Прямо здесь! Вот так, на улице! — воскликнул принц, пытаясь все обратить в шутку.

— Да, ваша светлость, — серьезным тоном ответил Кристиан. — И не моя вина, если моя просьба, припадая к вашим стопам, упадет в грязь.

— О право же, какой забавный плут! — с раздражением воскликнул граф д'Артуа.

— Ваша светлость, я благородный дворянин, — ответил Кристиан. — Я уже не служу у вас и…

— Что?

— И считаю, что вы меня оскорбляете!

— Ну, это сущий пустяк, господин Кристиан; к тому же, этой ночью я в скверном настроении, и меня вполне устроит, если я в самом деле кого-нибудь накажу.

— Ваша светлость…

— Поймите меня, сударь; ведь я тоже говорю с вами как дворянин. Вы считаете себя оскорбленным, не так ли?

— Ваша светлость…

— Да ответьте же, черт возьми!

— Вы, ваша светлость, произнесли слово «плут»?

— Пусть так! Я готов дать вам сатисфакцию, и тогда вы сравняетесь с его светлостью герцогом Бурбоном; надеюсь, этим пренебрегать не стоит.

Кристиан колебался, не понимая, на что намекает принц; но граф д'Артуа продолжал выводить юношу из себя.

— Ну, мой милый друг, обнажайте шпагу, смелее, пока мы одни! Ведь если кто-нибудь появится и меня узнают, вас схватят и вы просто-напросто поплатитесь своей головой.

— Принц!

— Да не кричите вы так громко, черт побери! Лучше защищайтесь, господин поборник справедливости и защитник добродетели!

И с этими словами принц решительно обнажил шпагу.

Кристиан, захваченный первым порывом ненависти и ревности, уже наполовину вытащил из ножен шпагу, но вдруг, поразившись чудовищности того, что он собирался совершить, произнес:

— Нет, нет, никогда!

И снова вогнал шпагу в ножны.

— Ну вот, сударь, — сказал принц, дав Кристиану возможность завершить его жест и произнести фразу. — Поскольку вы снова пришли в себя, отправляйтесь своей дорогой, а я пойду своей.

Принц ушел, бормоча какие-то слова, которых Кристиан не понял и, будучи совершенно потрясенным, даже не пытался понять.

Граф д'Артуа скрылся из виду.

Кристиан собрался с мыслями и огляделся.

Принц, уходя, оставил открытой дверь в проход к дому.

Кристиан заметил это и то ли от радости, то ли от боли вскрикнул. Приоткрытая дверь была свободным путем к объяснению всей этой страшной истории.

Молодой человек вбежал на лестницу, поднялся на четвертый этаж, нашел дверь напротив лестницы, слегка приоткрытую, как и уличная, вошел и увидел Инженю: бледная, словно в бреду, она, опустив голову, стояла на коленях перед постелью.

На шум, вызванный Кристианом, она обернулась и, узнав своего возлюбленного, которого она так долго ждала, вскрикнула и упала без чувств.

Занималась заря; за стеклами дома забрезжил свет; угловое окно спальни выходило в сад девиц Ревельон; оттуда доносилось пение птиц, и эта тихая утренняя песнь ни в чем не была похожа на другие звуки дня.

Кристиан, увидев, что Инженю лежит на полу, подбежал к ней и, обняв ее, пытался привести в чувство. Внезапно в соседней комнате послышались чьи-то шаги: это был Оже.

Он видел, как принц ушел, и возвращался к семейному очагу.

Инженю в обмороке, склонившийся над ней Кристиан, этот человек на пороге комнаты, первые белесые лучи рассвета, освещавшие место действия, — все это создавало странную, исполненную таинственного страха и холодного ужаса картину.

Кристиан узнал подлого человека, гнусного мужа; он еще не знал ничего и почти ничего, кроме того, что Инженю стала жертвой невиданно бесчестного замысла.

Он взял в руку шпагу.

Оже, который уже прошел по спальне несколько шагов, отступил к двери, испуганно озираясь.

Он искал чем защищаться.

При появлении Оже Инженю вышла из летаргического оцепенения; она откинула длинные волосы, укутавшие ее, словно покрывало стыдливости.

Она переводила взгляд то на Кристиана, то на Оже.

Потом к ней вернулся рассудок и вместе с ним сознание того страшного положения, в каком она оказалась.

Инженю подала Кристиану знак уйти.

Молодой человек не решался; Инженю повторила свою просьбу более настойчиво, чем в первый раз.

Отчаявшийся и вместе с тем растроганный собственным горем и горем молодой женщины, Кристиан повиновался как раб.

Оже отошел в сторону, заметив обнаженную шпагу, которой Кристиан, проходя мимо, плашмя ударил его по лицу.

На лестничной площадке Кристиан на мгновение задержался.

Прежде всего он опасался какой-либо неожиданности и к тому же хотел в последний раз увидеть лицо прелестной женщины, потерянной для него навсегда.

Инженю тоже смотрела на него.

Взгляды их сверкающих глаз встретились.

В глазах Инженю было так много простодушия, раскаяния и любви, что Кристиан, охваченный смятением противоречивых чувств, бросился вниз по лестнице-Инженю осталась наедине с Оже.

Появление Кристиана в спальне было для него загадочным и сбивало с толку.

Он ничего не знал, ничего не понимал и казался пьяным.

Молодая женщина тоже не решалась задуматься над этим; она боялась заглянуть в бездну и заранее чувствовала, как ее сковывает страх позора.

Вот почему у нее хватило сил лишь на то, чтобы сказать:

— Вы действительно подлец! Оже хотел что-то возразить.

— Если вы приблизитесь ко мне, — сказала Инженю, — я позову отца.

Оже содрогнулся.

Семейная сцена страшила его.

— Негодяй! — воскликнула Инженю. — Когда вы действовали так, как поступили со мной, неужели вам не пришла в голову совсем простая мысль? Неужели вы не догадались, что стоит мне сказать лишь одно слово любому представителю власти, и вы погибли безвозвратно?

Оже сделал шаг вперед, но Инженю гораздо более твердым голосом повторила:

— Погибли, и даже влияние вашего господина не спасло бы вас!

Оже попытался что-то ответить.

— Молчите, сударь, — приказала Инженю. — Иначе я прогоню вас!

— Но вам даже самой неизвестно, в чем меня вы обвиняете, сударыня! — нахально вскричал Оже.

— Я, сударь, обвиняю вас в том, что вы привели сюда, в дом моего отца, то есть ко мне, то есть в спальню новобрачных, вашего господина, от которого вы ушли, графа д'Артуа.

— Кто вам это сказал?

— Он сам!

Оже ненадолго замолчал, скривив губы в злой ухмылке. Во время этой паузы он искал ответ и посчитал, что нашел.

— Он вам сказал это потому, что графу — он остановил меня в ту минуту, когда я сошел вниз, чтобы проводить господина Сантера, — надо было любыми способами оправдаться перед вами, и он поднялся к вам вместо меня.

Довод этот, выглядевший правдоподобно, удивил Инженю.

— Значит, вы обвиняете принца? — спросила она.

— Конечно! Он хотел мне отомстить!

— По-вашему, это граф подстроил ловушку, в которую вы попали?

— Разве это не ясно?