Александр Дюма - Сан-Феличе. Книга вторая

Они оставались там всю ночь под страстную пятницу, и с рассветом командующий походом подполковник Перес послал несколько бомб и гранат в направлении крепости, словно бросая ей вызов.

При грохоте разрывающихся метательных снарядов и при виде двух линейных рот, стоявших без всякого прикрытия, кротонцы подумали, что кардинал — а они знали о его продвижении — подошел к стенам города с регулярной армией.

Было известно, что крепость слабо укреплена и не может долго оказывать сопротивление. Собрали военный совет, призвав французского подполковника; он открыто и ясно заявил, что, поскольку существует только два решения, он как иностранец присоединится к тому, какое примет большинство…

Эти два решения были: либо принять условия, предложенные кардиналом через своего парламентёра Дардано, и в этом случае в ту же минуту парламентёра освободить; либо предпринять энергичную вылазку и отогнать бандитов, немедленно занять посты на крепостных стенах и, оказывая отчаянное сопротивление врагу, ждать прихода французской армии, которая, как говорили, двигалась сейчас к Калабрии.

Именно последнее решение и было принято. Французский подполковник присоединился к нему, и все подготовились к вылазке — от успеха или неуспеха ее должно было зависеть спасение или гибель города.

Согласно этому решению в тот же день страстной пятницы в девять утра, под дробь барабана, с зажженным фитилем, республиканцы вышли из ворот города. Роялисты, со своей стороны, открыв неприятелю только узкий фронт и спрятав три четверти своих сил, дали им выполнить ложный маневр, так что республиканцы подумали, будто они окружили врага.

Но едва с обеих сторон начался артиллерийский огонь, как спрятавшиеся волонтёры, заранее составившие по советам Панзанеры план сражения, поднялись справа и слева, оставив в центре, чтобы сопротивляться республиканцам, две линейные роты и артиллерию; потом, пользуясь благоприятным рельефом местности, оба крыла двинулись беглым шагом, ударили во фланг противника, стреляя направо и налево, и это благодаря меткости стрелков имело сокрушительное действие.

Патриоты сразу же увидели, что попали в ловушку, но так как у них оставалось только два пути — погибнуть на месте и тем самым отдать город врагу или быстро отступить и уже под защитой городских стен постараться как-то возместить понесенный урон, они избрали второй. Был отдан приказ отходить. Теснимые со всех сторон, патриоты бежали в страшном беспорядке, бросив в спешке свою артиллерию; враг следовал за ними по пятам; Панзанера и десяток его людей достигли ворот города одновременно с бегущими и, непрестанно стреляя, помешали им поднять за собой мост; так как республиканцы не смогли закрыть ворота и санфедисты захватили их, патриотам пришлось покинуть город и укрыться в цитадели.

Распахнутые ворота остались без всякой защиты; наступавшие бросились туда, стреляя во все, что им встречалось, — в мужчин, женщин, детей, даже в животных, сея повсюду смятение; затем атака приняла более организованный характер, отряды объединились и двинулись на цитадель.

Нападающие стали захватывать дома, расположенные близ крепости; кротонцы встретили их огнем из всех окон.

Но, в то время как между регулярными частями и защитниками крепости шла перестрелка, две танейные роты вошли в город, установили там батарею и в свою очередь открыли огонь.

Случаю было угодно, чтобы снаряд срезал древко республиканского знамени и сбил трехцветный неаполитанский флаг, поднятый над крепостью. При виде этого солдаты старого королевского гарнизона, которых объединили с патриотами против их воли, решили, что это знамение свыше, повелевающее им снова стать в ряды роялистов; они тотчас обратили оружие против республиканцев и французов, спустили мост и распахнули ворота.

Две линейные роты немедленно вошли в цитадель, и французы — их осталось всего семнадцать — были заключены вместе с патриотами в темницу той же крепости, где они надеялись обрести убежище.

Парламентёр Дардано, осужденный на смерть, но еще невредимый, был освобожден.

С этой минуты Кротоне был предоставлен всем ужасам, который переживает город, взятый приступом, — иными словами, убийствам, грабежу, насилию и пожарам.

Кардинал приехал к тому времени, когда, упившись кровью, золотом, вином, похотью, его армия предоставила несчастному изнемогающему городу нечто вроде перемирия, вызванного усталостью.

В то время как лошадь кардинала Руффо со своим прославленным седоком вступила в город Кротоне и, по брюхо в крови, оглушенная шумом, подымалась на дыбы при виде рушащихся в пламени домов, король охотился, ловил рыбу и играл в реверси.

Нам неизвестно, какие выгоды принесло добровольное изгнание короля его карману и его игре; но мы знаем, что никогда сам святой Губерт, покровитель охотников, не был окружен утехами, подобными тем, среди которых Фердинанд забывал о потере своего королевства.

Честь, оказываемая королем президенту Кардилло, охотясь в его поместье Илличе, не давала спать многим его подданным, в том числе настоятельнице монастыря урсулинок в Кальтаниссетте.

Ее обители, расположенной на полпути между Палермо и Джирдженти, принадлежали огромные леса и равнины. Эти угодья, и без того полные дичи, благодаря заботам превосходной аббатисы населялись еще обильнее — ланями, оленями и дикими кабанами; и когда охота стала поистине достойной короля, аббатиса собственной персоной, вместе с четырьмя самыми хорошенькими монахинями отправилась в Палермо, испросила аудиенции у монарха и умоляла его королевское величество разрешить бедным затворницам, душами которых она руководила, насладиться зрелищем охоты. Охота, предлагаемая ею, рисовалась в чертах столь исключительных и заманчивых, что король никак не мог ей отказать: было решено, что на следующий день он отправится в путь вместе с аббатисой и четырьмя ее адъютантшами, проведет целый день в молитвах, готовясь к убийству ланей, оленей и косуль, подобно тому как Карл IX молитвами подготовился к убийству гугенотов и после этой подготовки перешел от созерцательного образа жизни к деятельному.

Итак, король пустился в дорогу. Курьер, посланный заранее, объявил оставшимся в святой общине, что просьба аббатисы принята благосклонно и его величество прибудет первым, а вскоре за ним последует весь двор.

Фердинанд предвкушал большое удовольствие как от самой предстоящей охоты, так и от того, что она будет происходить в столь необычных условиях. Но в ту минуту, когда он собирался подняться в карету, ему передали от имени королевы номер «Партенопейского монитора», где сообщалось о разоблачении заговора Беккеров и об аресте двух его главарей — отца и сына. Мы помним, что король питал к молодому Андреа дружеское расположение; когда же он прочел, что заговор, призванный избавить его от французов и якобинцев, не впутывая в это дело его королевскую особу, раскрыт, и одновременно узнал, что схвачены те двое, кто среди всеобщего равнодушия, насчет которого он отнюдь не обольщался, представили ему столь безусловное доказательство своей преданности, гнев его вспыхнул с удвоенной силой.