Александр Дюма - Две королевы

— Я не знаю, спросите короля.

Однажды утром она прогуливалась верхом в сопровождении фрейлин и самых изысканных молодых сеньоров, среди которых особенно выделялся герцог де Асторга. Она невольно смотрела на него, стараясь отогнать от себя мысли, внушавшие ей страх, и именно поэтому решила отвести взгляд и обратила внимание на Монтерея, скакавшего позади главного мажордома.

— О! Какая красивая лошадь у графа де Монтерея и как хорошо он управляет ею, — произнесла королева.

Монтерей раздулся от гордости, казалось, он вот-вот задохнется: королева заметила его! А она долго смотрела на графа, чтобы не смотреть на другого, и заговорила с ним, чтобы не говорить с герцогом. По возвращении голова графа пошла кругом, особенно когда Верагас сказал ему:

— Монтерей, твоя судьба решена. Королева обратила на тебя внимание, во время прогулки она была занята только тобой; друг мой, ее величество становится всемогущей, она обретает огромную власть над душой короля и делается влиятельнее королевы-матери: инквизиторы и министры все ей прощают. Надо этим воспользоваться. Если ты сумеешь правильно повести себя, то очень скоро станешь ее фаворитом.

— Ты полагаешь?

— Уверен. Прислушивайся к моим советам и следуй им. Я знаю женщин и, хотя совсем некрасив, добился от них большего, чем многие красавцы. Королеву соблазнить не труднее, чем других.

— Королева! Королева! Мечтать обо мне?! Ей, такой красивой, молодой, и к тому же королеве!

— Королева женщина, и ей скучно. Речь идет о том, чтобы развлечь ее, поразить, развеселить. Это не так уж и трудно, вот увидишь.

— А герцог де Асторга, что нам делать с ним?

— Мы позволим ему вздыхать. Он вздыхает так, что камни источают слезы, а это не дело для умного человека в подобном случае.

— Королева заметно отличает его, и, кроме того, он так богат! Ему доступно все!

— С умом можно сделать значительно больше, чем с деньгами, не бойся самого себя. Ты красив, намного красивее герцога де Асторга, у тебя манеры благородного человека, ты умеешь показать себя в ее обществе и добьешься успеха. Мы начнем сегодня же.

Монтерей появился на вечерней службе в таком наряде, который заставил обернуться всех придворных дам: полукафтан, камзол, короткие панталоны из голубого атласа и голубая перевязь — цвет королевы, как известно, — шляпа с высокими перьями и россыпь бриллиантов, взятых напрокат у Верагаса, от всей души раскрывшего для него семейный ларец. (У самого Монтерея бриллиантов не было совсем.) Королева не могла не заметить графа и спросила у герцогини де Альбукерке:

— Не собирается ли господин де Монтерей жениться сегодня? Он ослепителен!

— Видишь, — подхватил Верагас, стоявший так, чтобы все слышать, — это первый шаг, ты уже занимаешь ее мысли. Завтра, в другом костюме, поднимешься еще на одну ступеньку.

И действительно, на следующий день Монтерей появился весь в зеленой парче, расшитой серебром, усыпанный изумрудами и жемчугом. Придворные терялись в догадках, откуда взялась у него такая страсть к нарядам; некоторые дамы возгордились, полагая, что он делает это ради них, так как Монтерей нравился многим, и они были бы польщены, если бы очаровали его. Любовницы, по слухам, у него не было.

В течение нескольких дней граф менял туалеты один за другим; по возвращении в Мадрид он так усердствовал в щегольстве, что его ежедневное появление в новом наряде стало занимать весь двор и уже с утра начинались разговоры:

— Посмотрим, как будет одет Монтерей сегодня вечером!

Королеву это очень забавляло, и она добродушно сказала графу:

— Господин де Монтерей, вы придаете особое великолепие двору своим стремлением превзойти самого себя. Король и я очень признательны вам за это, не сомневайтесь.

Верагас был на верху блаженства; он одалживал другу деньги, драгоценности и платья, надеясь, что извлечет из всего этого пользу для себя. Маркиза де Иерро не понимала, что скрывается за столь неожиданной страстью к элегантности — молодые люди не предавали огласке то, на что они надеялись. Она лишь сказала Монтерею:

— Поскольку ты так обласкан при дворе, постарайся добиться, чтобы отозвали твоего отца, ведь неизвестно, как долго ты сможешь привлекать к себе внимание.

Монтерей об отце даже не думал: он был занят только собой и своими планами. Королева и шагу не могла ступить, чтобы он не оказался рядом; он ходил за ней как тень, насколько это позволено сеньорам, не принадлежащим к королевскому роду, ловил каждое ее слово, угадывая ее желания, и готов был перевернуть вверх дном всю Испанию, чтобы исполнить хоть одно из них.

Однажды он услышал от королевы, что она, прогуливаясь накануне у Мансанареса, увидела миленькую кубинскую собачку, за которую готова была бы заплатить сто пистолей.

— К несчастью, — добавила Мария Луиза, — я не знаю, кому она принадлежит и где ее теперь найти. Ее выгуливала старая служанка, чрезвычайно бережно обращавшаяся с ней. Король не пожелал остановить карету из-за такого пустяка и мне не удалось заполучить собачку.

Монтерей запомнил сказанное и тут же принялся за дело: бросил на поиски собачки слуг Верагаса, приказав приводить ему напоказ всех кубинских собачек, имеющихся в Мадриде, пока не обнаружится чудо природы, которое выводила на поводке старая служанка. Наконец в указанном квартале нашли подходящую собачку, вверенную заботам служанки каноника и обладающую приметными достоинствами. Взглянув на нее, граф тут же предложил служанке двадцать пистолей. Но та ответила, что не отдаст такое сокровище и за тысячу, что ее хозяин богат, не нуждается в деньгах и безумно любит эту собачку. Граф стал настаивать, но старушка резко отчитала его.

— Мне очень жаль, но королева видела эту собачку и хочет приобрести ее, вы не можете отказать королеве.

— Француженка хочет заполучить нашу собачку? Ничего не выйдет! Пусть отправляется за этим в свою страну.

И граф остался ни с чем. Но на следующий день ему предстояло увидеть иную картину.

Каноник вернулся домой, и служанка, конечно, рассказала ему, что произошло; он, разумеется, оказался совсем иного мнения по этому поводу. Спорили долго, но в итоге утром, когда королева проснулась, Луизон пришла сообщить ей, что каноник и старая женщина принесли в корзине с розовыми лентами самого прекрасного в мире песика; они хотели бы сами вручить его королеве, поскольку она оказала им честь, пожелав иметь эту собачку.

Обрадованная Мария Луиза набросила пеньюар, приняла каноника и даже его служанку, которая со слезами преподнесла ей песика. Королева признала в нем понравившуюся ей собачку, тысячу раз поблагодарила каноника и спросила, что она могла бы предложить ему взамен.