Олег Гончаров - Полонянин

Наморщил Куря лоб, но вспомнить шутку каганову не смог. Но все одно. Смешно тогда получилось…

Она появилась скоро. На своей лохматой кобылке она всегда поспевала туда, где в ней была нужда.

Дева Ночи, Луноликая, Достойная сияния звезд, Дочь богини Мон — так принято было величать маленькую, кривоногую старушонку, которая подъезжала к хану. Беленое лицо старушки было видно даже в кромешной темноте. И сейчас, в свете недалеких костров, оно и впрямь было похоже на лик ночной красавицы — Луны, богини Мон, как величали ее печенеги. Обритая голова колдуньи только подчеркивала это сходство.

А хана всегда мучил вопрос: и почему у старухи макушка не мерзнет?

И никак он этого объяснить не мог. И от этого тоже злился.

В левой руке Дева Ночи держала потухший факел, а в правой — круглое медное зеркало на тяжелой витой рукояти. Свет от костров отражался от полированной меди. Чуть подсвечивал лицо Дочери богини Мон. От этого неясные тени блуждали по Лунному лику старушки. И что-то тревожное было в их замысловатой пляске.

Все ближе подъезжала колдунья.

— Чю! Чю! — понукала она коняжку.

Подъехала к хану, воткнула в ременную петлю седла факел. В другую петлю рукоять зеркала просунула. На землю соскользнула. На коротких кривых ногах бодро обежала вокруг Кури. Плюнула три раза под ноги его коню.

— Чтоб злые духи твоему скакуну дорогу не застили! — проскрипела.

— Мой конь склоняет голову свою перед красотой твоей, Дева Ночи, а я склоняю голову перед мудростью твоей, Дочь богини Мон, — безучастно произнес хан слова приветствия.

— Да будет, — махнула рукой колдунья. — Чего надо-то тебе? — спросила она бесцеремонно.

— Видишь, что на том берегу делается? — показал рукой хан на костры.

— Ну, не слепая же я, — пожала худенькими плечами старуха. — Звал-то зачем?

— Хотел просить тебя, Луноликая, чтоб заглянула ты в свое зеркало. Может, подскажешь, что богиня Мон мне советует?

— Спит сейчас богиня, — просипела колдунья и засмеялась хрипло. — Видишь, нет ее на небе. Новолуние у нее. Сам же хотел реку перейти потемну. Вот и подгадал.

— Что же делать, Луноликая? — смиренно спросил хан.

— Надо было у нее совета спрашивать, когда ты с Иосифом договоры заключал. Только он тебе башку задурил. Крутую похлебку заварил, а тебе теперь расхлебывать.

— Значит, совета мне не дашь, колдунья? — зло спросил хан.

— Когда давала совет, ты слушать не хотел. Все кагану поддакивал. Смеялся надо мной. Что ж теперь-то плачешься? — Молчал хан, хоть и очень ему ответить хотелось. — Ты бы лучше подумал о том, что не нужно было стада и семьи своих воинов возле хазарских границ оставлять. Выгорит летом на злом Солнце степная трава. Мор начнется, — продолжала сипеть старуха.

— Ну, как же ты не поймешь, — не сдержался хан. — Иосиф поклялся, что за стадами присмотрит. Что детям и женам нашим не позволит с голоду умереть.

— Умереть, может, и не позволит, — перебила его колдунья, — но только и в сытости держать не будет. Он сегодня клянется, а завтра клятвы свои забывает.

— Надобен я ему сейчас, — сказал Куря.

— А завтра? — Старуха лицо свое беленое на всадника подняла.

Она на льду, он на коне. Вот только почему-то почудилось хану, что колдунья на него свысока смотрит.

— Почему ты делаешь то, что ему нужно, даже не думая о том: надо ли это тебе? — спросила она.

— Так разве же нам этого не надо? — всплеснул он I руками. — Воз золота, богатая добыча, пленники… — начал загибать он пальцы.

А старуха повернулась и к кобылке своей поковыляла.

— Значит, помочь ничем не можешь? — бросил ей в спину Кур-хан.

Остановилась старуха. Помолчала. Потом кивнула:

— Помочь смогу. Но не тебе, а народу твоему. Не виноваты люди, что у них поводырь такой.

Сжал Кур-хан зубы. Заскрипел ими, чтоб злость свою сдержать. А старушка стоит к нему спиной. Не оборачивается. И понимает хан, что она не очень-то гнева его боится. Твердо стоит на своих кривых ногах, и только от лысой головы на морозе пар валит.

— Так чего расселся-то? — наконец-то она обернулась. — Слазь давай. Помощь мне твоя нужна. И крови не мешало бы.

Спустился печенег с коня. Подошел к колдунье. Еще раз поразился невысокому росту старушонки. Из-за пояса кинжал выхватил. Сощурил глаза, на старушкину лысину глядя. Взмахнул кинжалом, полоснул по ладони своей. Кулак порезанный сжал. Закапала его кровь на лед.

— Бери, — сказал, — кровь мою.

Обернулась колдунья, взглянула на то, как кровь ханская каплями красными об синий лед разбивается. Улыбнулась победно и вынула факел с зеркалом из седельных петель.

— Вели своим воинам, чтоб огонь мне подпалили…

Увидел Святослав, как вспыхнул огонек в печенежском войске. А спустя мгновение над Днепром раздался странный вой, похожий на жуткое завывание ночного ветра.

— Чего это они? — спросил он Свенельда. — Пугают нас, что ли?

— Это они Богов своих на помощь призывают, — ответил воевода.

— Ох и странные у них кощуны, — удивился мальчишка. — Неужто их богам такие нравятся?

— Вот ты сам об этом и спросишь, — усмехнулся Свенельд. — Ну, пошли?

— Пошли, — сказал Святослав.

И они стали осторожно спускаться с прибрежной кручи.

Трудное это было дело. Свет от костров по глазам бьет, а голову опустишь — под ногами темень кромешная. Каган за корень зацепился, оскользнулся на прихваченном морозцем спуске. Едва кубарем не полетел.

Не дал ему осрамиться воевода. Крепкой рукой за шкирку Святослава схватил. Заскользили у мальчишки ноги. От земли оторвались. Замолотил он ими по воздуху, да так на руке воеводиной висеть и остался.

— Ты не дергайся, — сказал ему Свенельд. — Не спеши. Не то войско насмешишь.

— Угу. — Жесткий ворот сдавил мальчишке горло. — Отпусти, задушишь, — прошипел он.

Спустил его Свенельд на землю, но на всякий случай руку со шкирки убирать не стал. Так и спускались они. Дважды еще мальчишка шлепнуться пытался, но воеводина рука надежно его держала.

Наконец спустились. Весело вокруг костры горят. Светло, словно день раньше времени настал. В свете этом войско стоит: посередке новгородцы, сразу за ними дружина Свенельдова, по левую руку смоленцы с черниговцами, а по правую поляне с русью.

«Немалая сила собралась», — Святославу подумалось.

— Только и печенегов немало, — словно прочитал его мысли Свенельд. — Ишь как завывают. Беду на наши головы накликать хотят. Не страшно? — взглянул он на мальчишку.

— Не-а, — поспешно ответил тот.

— Кветан! — крикнул воевода. Конюший коней к ним подвел.

— Ну, Святослав, — сказал Свенельд и вставил ногу в стремя, — поехали Курю проведаем? Вон на тот огонек правь. Где горит, там и Куря.

И они поехали навстречу жуткому печенежскому вою.