Олег Гончаров - Полонянин

— Все, что могла, я сделала, — затушила Дева Ночи факел, зеркало обратно к седлу приторочила, пот с лысой головы рукавом вытерла. — Теперь все только от тебя зависит, — сказала.

Легко вспрыгнула на кобылку свою.

— Чю! Чю! — И во тьму ночную направилась.

Ошалело таращился ей вслед Кур-хан. Больно неожиданным было для него то, что он в зеркале у колдуньи увидел. Так и стоял будто громом ударенный.

— Хан! — услышал он, как зовет его кто-то. — Хан! Переговорщики едут!

— Значит, не напрасно я свою кровь отдал, — сказал Куря весело.

Быстро замотал порезанную ладонь, сел на коня и на встречу с урусами поехал.

Ковер теплый прямо на холодный лед постелили. Подушки, чтоб сидеть удобней было, сверху положили. Уселись переговорщики друг напротив друга. С одной стороны Свенельд со Святославом, с другой стороны Куря.

— Сын твой? — спросил Кур-хан воеводу и руку пораненную протянул, чтоб мальчишку по непокрытой голове потрепать.

Отстранился Святослав. Не позволил печенежским пальцам до себя коснуться.

— Нет, — ответил Свенельд. — Не сын он мне. Племянник. Каган Киевский и Руси князь, Святослав Игоревич.

— Тот самый? — спросил Кур-хан и руку убрал.

— Тот, — кивнул Свенельд. — Тот, что бой давеча в Древлянской земле начал.

— Славное было время, — вздохнул хан. — Мы, помнится, тогда на одной стороне стояли.

— Что было, то быльем поросло, — подал голос Святослав. — И нечего тут прошлое ворошить.

Зыркнул печенег на Святослава, но сдержаться решил.

— Как матушка твоя? — спросил он мальчишку. — Здорова ли? Не боится ли она тебя так далеко от подола своего отпускать?

— Если здесь я, — ответил каган и взглянул на Курю с прищуром, — значит, не за меня ей бояться надо. А за тех, кто на мое добро покуситься решит. Зачем идешь в землю мою?

— Твою?

— Мою.

— С каких пор эта земля твоей стала? — усмехнулся печенег.

— С тех пор, как мне уличане стремя поцеловали и в Русь вошли, — гордо ответил мальчишка.

Помолчал Кур-хан. На Свенельда посмотрел, на Святослава глаз свой единственный вытаращил. Сказал зло:

— Мало, значит, вам лесов ваших, вы еще и на степь рты раззявили. Не боитесь, что подавитесь?

— Это уже не твоя забота, — ответил каган.

— Ого! — удивленно посмотрел на него Куря. — А мальчонка-то шустрый. Коли вырастет, зубастым будет.

— Да уж… — кивнул воевода. — Немало глоток на своем веку перегрызет.

— Главное, чтоб век его был долог, а то быстро зубы обломать могут, — ответил Кур-хан.

— На все воля Богов, — сказал Свенельд и будто случайно рукояти меча рукой коснулся.

— Или людей… — печенег взглянул на воеводу многозначительно.

— Таких, как Иосиф Хазарский? — не сдержал улыбки воевода. — Слух до меня дошел, что ты теперь у него на побегушках.

— Еще не известно, кто у кого, — вспыхнул хан.

— Ах, так это он по твоим делам по степи бегает? — почуяв слабину печенега, Свенельд пошел в наступление. — Или все же ты его задумки выполняешь?

— Тут у нас интерес общий, — снова сдержал себя Куря, только глаз свой выбитый потер нервно. — И интерес этот в том, чтоб вы меня беспрепятственно на Дунай пропустили.

— Ты же не хуже меня знаешь, — спокойно сказал Свенельд, — что за проход по чужой земле хозяевам уплата положена. Плати и проходи.

— Знаю я обычаи…

— А если знаешь, тогда мошну развязывай, — недовольно пробурчал себе под нос Святослав. — А то разводит тут…

У Кур-хана с глазом была беда, а на слух он не жаловался. Услышал печенег слова кагановы, к мальчишке повернулся. В черном глазу его загорелся злой огонек.

— Нечем мне сейчас платить. Вот по осени возвращаться буду, тогда сполна расплачусь.

— Чего о будущем загадывать, коли о настоящем не решено. — Свенельд ухо замерзшее потер.

— Будет оплата, будет и проход, — встрял Святослав и уставился прямо в единственный глаз печенега. — Ну а если платить нечем, так ступай отсель подобру-поздорову.

— Ты, волчонок, не больно-то скалься, — наконец не выдержал Куря оскорблений. — Матерые волки такого не прощают.

— Будет тебе, Куря, не обижайся на кагана. Он хоть и мал еще, а горяч не меньше твоего. Не подумавши ляпнет чего-нибудь, а потом жалеет, — примирительно сказал Свенельд и попытался Святослава одернуть.

Не вышло у него. Слишком долго мальчишка своей настоящей войны дожидался. Слишком, на его взгляд, «подготовочка» затянулась. Надоело ему мерзнуть. Захотелось на бранном поле погреться. Потому и полез каган на рожон.

— Волк одноглазый? Вот насмешил.

Взбеленился Куря, точно пиво свежее, вспенился.

На ноги вскочил.

— Погоди, хан, — попытался Свенельд хоть как-то оскорбление сгладить. — Разговор же наш не окончен еще. Нужно…

Но хан перебил его.

— Кончился наш разговор! — махнул он рукой. — Пусть на рассвете Боги нас рассудят!

— Так ведь… — снова попытался сказать воевода что-то.

— И если мой верх будет, — в запале продолжал Куря, — ты, щенок, точно без зубов останешься!

Развернулся он, уйти с толковища хотел, но Святослав его остановил.

— А мы тебе подарок приготовили, — просто так сказал, словно только что и не было ничего.

Взглянул на мальчишку Свенельд удивленно, видно, не знал он, что там каган задумал. А Святослав с подушек поднялся, на ковре запрыгал, руками в сторону войска русского замахал.

— Эй! — кричит. — Давайте его сюда!

И увидел Куря своим единственным глазом, как от полков урусских отъезжают два всадника и к переговорщикам едут. Тут же выхватил он свою саблю, на Свенельда подозрительно посмотрел.

Телохранители Кур-хана копья выставили, коней своих всадникам урусским наперехват выставили.

— Да не бойся, Куря, — рассмеялся мальчишка. — Мы же дать, а не забрать хотим.

Печенег от этих слов совсем ошалел. К мальчишке кинулся, но на его пути встал Свенельд.

— Погоди, хан! — сказал воевода. — Мы на ковре переговорном, а не на бранном поле.

Крякнул Куря с досады, что-то своим телохранителям крикнул. Расступились те, коней развели. Видит хан, что от седел урусских воинов веревки тянутся, а на веревках этих что-то по снегу волочится.

Проехали всадники через печенегов, мимо бунчуков очистительных проскакали. Осадили коней возле ковра. И понял Куря, что они человека на веревках приволокли. Копошится тот, по-печенежски ругается. Подняться со льда пытается.

Привык хан к разным запахам. Кони с овцами совсем не цветами степными пахнут. Да и сам хан уже несколько месяцев не мылся. Все некогда было. Но сейчас такая вонь хану в нос ударила, что глаз заслезился. Невольно поморщился он, нос скривил.

— Вот человек твой, — сказал Свенельд примирительно. — Мы его в полон взяли. А теперь тебе отдаем. Это в знак примирения между нами.