Олег Гончаров - Полонянин

А гридни уже Ольгу на ладью погрузили. Трое к Коту, трое ко мне на выручку поспешили, а двое, как последний рубеж, возле ладьи остались.

— Кровь у тебя, Добрый, — один из гридней на рубаху мою показал. — Ранен?

— Пустяки, — ответил я. — Княгиня как?

— В безопасности она, — сказал второй. — Мы велели гребцам ладью в воду спускать.

А третьему уже не до разговоров было. Разбойник на него накинулся. Но куда ему против гридня. Крякнул он только, меч в грудь принимая, и осел…

Вскоре кончилось все.

Семнадцать мертвых разбойников осталось на берегу. Трех гребцов и двух гридней не досчитались мы. Кот был сильно ранен. Достал его, безоружного, предводитель разбойников. Но и конюх в долгу не остался. Уже падая с жеребчика, отмахнулся плеткой. Прямо в висок свинчаткой лихоимцу угодил. Тот сразу с коня кувырнулся и не копнулся больше.

Еще четверо легко раненными были. Среди них и я. Рана моя пустяшной оказалась. Вскользь нож прошел, лишь ребра оцарапал. Перевязала меня Ольга.

— С чего это они вдруг? — спросила тревожно. — Ты же договорился с ними.

— Не знаю, — пожал я плечами и от боли поморщился.

— Княгиня! — позвал гридня тот, что меня о ране спрашивал. — Смотрите!

Подошли мы с ней к воину, а он нам на мертвяка, предводителя разбойничьего, показывает. Тот как на спину грохнулся, так и застыл. Руки в стороны раскиданы, рот открыт, зубы торчат, бороденка рыжая вверх топорщится. Рядом меч валяется.

— Ну? — спросила княгиня. — И что?

— Не туда смотрите, — сказал ратник и пальцем ткнул.

А у разбойника подоплек [73]сорочицы распахнулся, грудь оголил.

— Вот, глядите, — сказал воин и еще сильнее ворот у налетчика оттянул.

— Вот тебе раз, — всплеснула княгиня руками.

— Не ожидал такого, — удивился я.

Уже больше года прошло, как мы с Ольгой в Киев воротились. Святослав со Свенельдом Уличскую землю воевать собрались, от печенегов ее чистить, а стольный город без присмотра оставлять нельзя. Вот мы из Вышгорода в Киев и переехали.

А в столице земли Русской шумно было. Выполнял воевода княгини наказ. Со всех градов войско в Киеве собиралось. Даже Новгород по осени ратников прислал. Новгородцы народ ушлый. Без выгоды и палец о палец не ударят, а тут почуяли, что дело сладится, а добыча может мимо пролететь, вот и приперлись. Сплавились по рекам, к стольному городу подошли.

Успел Свенельд. К первым заморозкам войско собралось. Только медлил воевода, все хазар опасался. Боялся, что каган Хазарский войско Куре на подмогу пошлет и тогда война во сто крат тяжелее окажется. Однако я придумал, как сделать так, чтоб хазары в сторонке постояли. Посмотрели, как печенегов Русь колошматить будет.

Как только лед на Днепре встал, а в тереме на Старокиевской горе печи топить для сугреву стали, так я сразу в Козары пошел. Перед этим мы с княгиней и Свенельдом говорили долго. Все они меня пытали, как это я с каганом Хазарским, не покидая Киева, договориться смогу? А я им на это:

— Вы золото к отправке готовьте. А про тайны мои лучше не расспрашивайте. Вам нужно, чтоб Иосиф в ваши дела не лез, так доверьтесь мне.

Пожалась Ольга, но согласилась. Пообещала три сундука золота кагану Хазарскому отослать, если тот хана Курю без поддержки оставит.

А потом и вовсе расщедрилась. Достала камень самоцветный. Большой, как детский кулачок, алый, как кровь, яркий, как звезда на небосклоне. Солнышко на его гранях заиграло, радость на душе разлилась. Никогда я такой красоты не видел. Знатный камешек. Драгоценный.

— Держи, — говорит, — может, сгодится.

Так что я в Козары не с пустыми руками отправился.

Соломон дома оказался. Постарел лекарь. Сильно постарел. Седым как лунь стал, но взгляд цепкий. Нос свой огроменный по ветру держит.

— Неужто занедужил, Добрыня? — спросил он меня с порога.

— Нет, Соломон, — ответил я ему. — Хвала Даждь-богу, в добром я здравии. Вот проведать тебя захотелось, ведь не виделись-то сколько.

— Проходи, — улыбнулся старик.

Зашел я к нему. Огляделся. Вспомнилось вдруг, как Любава меня, обмороженного, выхаживала. Лихоманку из меня гнала.

Обидел я жену.

Сколько раз корил себя за то, что про баб своих ей сознался. Только хуже было бы, если бы отпираться начал. Не должно быть лжи промеж нас, а иначе какая же это любовь?

А за то, что у нас с Ольгой в Вышгороде получилось, я себя не винил. Это Доля судьбу нашу в единую нить сплела. Коли решит она, что нам с женой вновь свидеться посчастливится, тогда и разбираться будем, кто правый, а кто виноватый.

Вздохнул я, прогнал нахлынувшие думы и про дело вспомнил. Повернулся к лекарю и спросил напрямки:

— Завтра в Белую Вежу гости хазарские возвращаются, ты с ними весточку не отправишь ли?

— Кому? — пожал он плечами. — И мать, и отец, и сестренка Сара здесь, в Киевской земле, лежат.

— Ты мне-то сказки не рассказывай, — усмехнулся я. — Помню я, как ты отцу серебро от кагана Хазарского привозил.

— Когда это было… — махнул он рукой. Только вижу, как он напрягся весь.

— Не переживай, — успокоил я его. — Про то, что ты за Русью догляд имеешь, я никому не говорил и говорить не собираюсь. Эту тайну варягам знать не надобно. Не корить я тебя пришел, а помощи просить.

— Садись за стол, — успокоился он, — за чарой хмельной разговор лучше пойдет.

Выпили мы. Закусили.

— Ты же знаешь, — продолжил я через некоторое время, — что Саркелу не Русь страшна, а василис Цареградский. Вот и сам посуди, если Уличская и Тиверская земли Киеву отойдут, а рубежье русское к границам Византии вплотную придвинется, разве же плохо это для Иосифа будет? Помнят греки, как Олег их потрошил, а Святослав, сдается мне, не хуже него будет. Малой еще, а уже «всех победю» кричит. Не больно-то василис такому соседству обрадуется. То ли хазарам ему кровь портить, то ли от русичей отбиваться. Что скажешь?

— Давай-ка еще выпьем, — ответил Соломон и чару с медом мне подвигает.

— Давай, — говорю. — За дружбу промеж нашими хозяевами. И за выгоду обоюдную.

Смолчал лекарь, но и возражать не стал. Выпили.

— И потом, — подмигнул я ему хитро, — Ольга спрашивала, какой подарок для Иосифа лучше подойдет?

— Золото, — сказал Соломон и осекся, но слово не воробей, вылетело, так разве же поймаешь его?

— Так завтра с караваном сундук снарядим, — кивнул я быстро, чтоб лекарь от своего слова отпираться не стал. — Тот, что во время Солнцеворота жалованье для дружины бережет, подойдет?

Цокнул языком Соломон, а потом глаза кверху поднял, точно подсчитывая что-то, и головой замотал.

— Хорошо, — не дал я ему рта раскрыть, — тогда два сундука в Белую Вежу отправятся.

— Не в Саркел, — сказал Соломон, — Иосиф давно в новую столицу перебрался. В Итиль-город на Ра-реке.