Стенли Уаймэн - Волчье логово

— Сперва я поговорю с вами, Безер! Я выскажу все, что я думаю о вас! Вы подлая тварь, Видам! Собака! Животное! И я плюю на вас! Предатель и убийца! Разве этого мало?! Обнажайте свою шпагу, если вы дворянин!

Он покачал головой, продолжая улыбаться и даже не шевелясь.

— Я сам не занимаюсь грязной работой, — все так же спокойно произнес он. — Я предоставляю такую забаву своим лакеям.

— Хорошо! — ответил я, обнажая с этими словами свою шпагу и бросаясь с быстротою молнии к занавеси, у которой он стоял. — Хорошо! Сперва мы убьем тебя! А там пускай разделывается с нами твоя челядь! — гневно закричал я, и, казалось все зверские чувства пробудились во мне. — Мари! Круазет! Вперед, на него!

Но они не откликнулись на мой призыв. Они стояли неподвижно и не обнажали клинков. Одно мгновение этот человек находился в моей власти. Моя рука со шпагой, конец которой упирался ему в грудь, могла одним движением пронзить его насквозь. И как я его ненавидел! Но он тоже оставался неподвижен. Если бы он сказал только одно слово, сделал малейшее движение или прикоснулся к клинку, я бы убил его на месте. Но он не шевелился, и я не мог сделать этого. Рука моя опустилась.

— Трусы! — воскликнул я с негодованием, обращаясь к братьям, до сих пор не отстававшим от меня. — Трусы, — повторил я тихо, и силы, казалось, оставили меня.

Я бросил шпагу, и она зазвенела, ударившись о пол.

— Так будет лучше! — произнес медленно Безер, как будто мы лишь продолжали наш разговор, а он не подвергался никакой опасности. — Я только что хотел просить вас об этом. Я буду весьма обязан, если и эти молодые господа последуют вашему примеру. Благодарю вас!

Круазет, а вслед за ним и Мари исполнили его требование. Я скрестил руки на груди в полном отчаянии, и был готов разрыдаться, если бы меня не удерживал от этого стыд.

Он стоял перед нами под самой лампой, на целую голову выше меня, полным господином над нами, и мы чувствовали себя совершенными детьми… О! Я готов был заплакать! Вот чем закончилось наше длинное путешествие, все наши надежды и ожидания рыцарских подвигов!

— Ну, а теперь вы может быть выслушаете меня, — продолжал он мягко, — и тогда узнаете, как я хочу поступить с вами. Я продержу вас здесь, молодые господа, пока вы не понадобитесь мне, чтобы исполнить мое поручение к мадемуазель, вашей кузине, и передать ей известие насчет ее жениха. Я не заставлю вас долго дожидаться, — прибавил он со зверской ухмылкой. — Вы приехали в Париж как раз вовремя. Здесь предполагается… Одним словом, сегодня ночью приведется в исполнение — и как это вышло для вас удачно! — один маленький план, с целью устранения нескольких неудобных людей, в числе которых могут оказаться и ваши знакомые, мсье Ан. Вот и все. Вы услышите лишь выстрелы, шум, пожалуй, вопли… Но не обращайте внимания: вам не грозит опасность. Что же касается мсье де Павана, — продолжал он, понижая голос, — то, пожалуй, к утру я в состоянии буду сообщить вам некоторые известия о нем, чтобы вы передали их от меня в Кайлю… мадемуазель, вы понимаете меня.

Маска вежливости упала на один момент. На его лице блеснула улыбка торжества, губы его зашевелились — он как бы предвкушал сладость и видел самою картину ожидаемого мщения. Я так явственно понял это, что, содрогаясь, отступил на несколько шагов назад. Взглянув в лицо Круазета, я убедился, что его охватило вместе с запоздавшим раскаянием то же чувство, что и меня. Я был так сильно потрясен злобным выражением лица Безера, адскою радостью, сверкавшей в его глазах, что мне на мгновение показалось опять, что сам дьявол показался мне.

Но его обычное хладнокровие скоро возвратилось к нему, и, повернувшись к двери, он сказал небрежно:

— Если вы последуете за мной, то я позабочусь о вашем ночлеге. Может быть, помещение будет вам не совсем по вкусу, ибо мне некогда думать о гостеприимстве сегодня вечером, но вряд ли вы пожалуетесь на ужин.

Он отдернул при этих словах занавесь и перешел в следующую комнату, нисколько не помышляя о том, что мы можем поразить его сзади. В нем иногда обнаруживались черты, видимо не имеющие ничего общего с тем понятием, которое мы имели о нем.

Вслед за ним мы вошли в длинную узкую комнату, освещенную серебряными светильниками: стены ее были сплошь увешаны коврами. Драгоценное серебро с чеканкою работы знаменитого флорентийца Челлини украшало также стол, уставленный богатым венецианским стеклом и множеством другой посуды, наполненной всевозможными кушаньями и напитками, и имевший такой вид, будто за ним только что пировало многочисленное общество. Но кроме двух лакеев у буфета и какого-то духовного лица на дальнем конце стола в комнате никого не было.

Монах встал, когда мы вошли, и Видам поклонился ему как будто они только что увиделись.

— Добро пожаловать, мсье коадъютор, — приветствовал он его довольно холодно.

Они посмотрели друг на друга не очень-то дружелюбно, напоминая скорее двух хищных птиц, готовых кинуться в драку из-за добычи, нежели гостя и хозяина. На это сравнение наводили меня сверкающие глаза обоих и похожий на птичий клюв нос коадъютора.

— Ха-ха! — воскликнул он, пронизывая нас взглядом (видимо после дороги мы представляли жалкое зрелище). — Кто они такие? Уж не первая ли добыча сегодняшней ночи, а?

Видам мрачно посмотрел на него.

— Нет, — отвечал он грубо. — Как вам известно, коадъютор, я не особенно стесняюсь на улице, но они в моем доме и будут ужинать. Быть может, для вас непонятна разница, но она существует для меня, — добавил он ядовитым тоном.

Все это было абсолютно непонятно для нас. Монах не отводил своего зловещего взора, что решительно угнетало меня. Вообще все это, вместе с душившей меня злобой, возбудило во мне такое отвращение, что когда Безер пригласил меня жестом сесть за стол, я отшатнувшись, отвечал хмуро и почти по-детски строптиво:

— Я не стану есть вместе с вами.

Мне в голову не приходило, что эти слова могут пронять толстую шкуру Видама. Но внезапно краска залила его мрачное лицо, и жилы вздулись на висках, хотя взгляд не выразил злобы. Все это продолжалось одно мгновение.

— Арман, — промолвил он спокойно слуге, — эти господа не желают ужинать вместе со мной. Накрой им на другом конце стола.

Человек состоит из противоречий. Увидев, что мои слова подействовали на Видама, я уже раскаивался в своем поступке и даже с неохотой последовал за слугою на противоположный конец стола. Теперь к ненависти, которую несомненно внушил мне Видам, примешивалось еще другое чувство, похожее на удивление, зародившееся вероятно в тот момент, когда его жизнь была в моих руках, и он не обнаружил при этом никакого колебания.

Ели мы в молчании, лишь Круазет, схватив мою руку под столом, просил меня не судить его слишком строго. На другом же конце стола шел оживленный разговор, но из долетавших до нас обрывков фраз я мог только заключить, что духовник старался внушить своему хозяину преимущество известного образа действий, с которыми последний не хотел согласиться. Неожиданно Безер повысил голос.