Александр Степанов - Порт-Артур. Том 2

– Про господ оно, нас мало касаемо, – зевал Блохин, – ты бы, сказочник, лучше про попа Балду сбрехнул.

Проходя как-то мимо Ярцева, Борейко поинтересовался, что он читает.

– И нравится? – справился он.

– Раззявя рты слухают, вашбродие.

Поручик хмыкнул носом.

– Некрасова поэта знаешь?

– Малость слышал, но по-настоящему не видел.

Борейко достал однотомник сочинений Некрасова и в один из вечеров, присев к солдатскому костру, прочитал на выбор несколько отрывков. Когда он кончил, солдаты продолжали некоторое время сидеть молча.

– Не понравилось, что ли? – спросил поручик.

– Какое не понравилось! – отозвался Блохин. – Да разве разрешается про такое писать? – недоверчиво спросил он.

– Ты думаешь – запрещенное? – усмехнулся Борейко и, раскрыв первую страницу, показал: – Читай, коль грамотен: «Разрешается цензурой».

– Чудно даже, чтобы про господ так писать, – все еще сомневался солдат.

С этого вечера Некрасов стал любимым поэтом. Чтецом выступал сам взводный Родионов. Низким, рокочущим басом он неторопливо читал «Кому на Руси жить хорошо», «Орина, мать солдатская» и другие поэмы. Блохин располагался рядом и пристально глядел ему в лицо, повторяя следом за фейерверкером отдельные фразы. Один Ярцев по-прежнему предпочитал Пушкина и, устроившись в отдалении, умиляясь втихомолку, читал на память целые главы из «Евгения Онегина».

Иногда завязывались общие разговоры. Излюбленными темами были: скоро ли кончится война и что после нее будет.

– Без бунта дело, братцы, не обойдется, – заявил однажды Блохин. – Как до дому доберемся – помещицкую землю промеж себя поделим, а попервах всех генералов да офицеров побьем.

– Что ж, ты и Медведя убьешь? – иронически спросил Родионов.

– Зачем? Он у нас за главного будет.

– Так ведь он офицер.

– Душа в нем солдатская, нашего брата нутром чует.

– И водку лакать здоров, тебе под пару, – усмехнулся Родионов.

– Не в том дело, – отмахнулся солдат. – Дюже умный зверюга.

– А Сергунчика нашего куда денешь?

Блохин призадумался.

– Варьке отдадим, пусть с ним милуется.

– Он и без тебя на ней скоро женится.

– Она на нем женится, а он детей нянчить будет, – под общий хохот не задумываясь ответил Блохин.

– Кондратенку как? – спросил Кошелев.

– То пусть Медведь решает, он башковитый.

Перебрали всех известных им офицеров и решили, что большинству из них придется «открутить башку».

– Черт с ними, пусть себе живут, лишь бы скорей войне конец и по домам разойтись, пока целы, – окончил разговор Родионов. – Пора и по блиндажам. Кто ночью-то дневалит?

В блиндаже Родионов обратился к фельдшеру:

– Слыхал, появилась в Артуре новая болезнь, от которой у человека зубы выпадают, а сам заживо гниет, скорбут, что ли?

– Скорбут-цинга. На перевязочном пункте говорили, что в Четырнадцатом полку были случаи. У нас быть ее не должно – она делается от плохой пищи. Харчи наши пока что подходящие.

– Все же надо людей предупредить. Завтра перед обедом о ней скажи да заодно посмотри, нег ли больных. Она, говорят, прилипчивая.

В один из спокойных дней Звонарев отправился на батарею литеры Б, где давно уже не был. Прочные бетонные казематы служили достаточно надежным прикрытием от бомбардировок, и солдаты находились здесь в относительной безопасности. Сидя под припрытием бруствера прямо на земле, они чинили свою одежду, обувь, брились, стриглись, пили чай из котелков… Картина была самая мирная, и только посвистывание пуль где-то вверху да взлетающие временами на гребне маленькие фонтанчики пыли говорили о войне. Прапорщик прошел к каземату, где помещался Жуковский. Капитан встретил его совсем больной, исхудавший, почерневший, с глубоко запавшими глазами. Он едва стоял на ногах.

– Желудок совсем замучил. Я уже подал рапорт о болезни командиру артиллерии. Хочу хоть недельки две пожить на Утесе, авось поправлюсь. Здесь же на хозяйстве останется Гудима, благо он устроился совсем по-семейному с Шурой.

Звонарев, в свою очередь, рассказал капитану о генеральском посещении, не забыл упомянуть и о вечерних прогулках Борейко в город.

– Дай бог, дай бог! Может, женится – переменится, бросит пить! Талантливейший человек, а водкой губит себя! – вздохнул капитан. – Пойдемте-ка к Гудиме.

Штабс-капитана они застали за писанием дневника. Тут же с рукоделием сидела Шура, конфузливо поднявшаяся навстречу гостям.

– Приготовь нам чаю, – бросил ей Гудима, здороваясь с вошедшими. – Сейчас из Управления передали по телефону, что вам разрешено уехать на Утес, Николай Васильевич.

– Тогда я попрошу вас поскорее составить передаточный акт. Пойдемте займемся этим.

Жуковский и Гудима вышли. Звонарев остался с Шурой, хлопотавшей над керосинкой.

– Вы давно здесь? – справился прапорщик.

– Приехала вместе с Алексеем Андреевичем.

– И не страшно вам?

– На Утесе бывало страшнее. Кроме того, мне там папаня с маманей проходу не давали. Вернись да вернись домой, – жаловалась Шура.

Как только Гудима освободился, Звонарев вместе с ним отправился в стрелковые окопы. Прапорщику хотелось посмотреть на действие «артурских пулеметов» Шметилло. Офицеры прошли на пехотную позицию. Прочно устроенные бревенчатые блиндажи и козырьки хорошо предохраняли солдат от ружейных пуль, шрапнели и действия малокалиберной артиллерии. От осадных же орудий эти полевые укрепления защитить не могли. Стрелки по большей части дремали в укрытиях, и только одиночные часовые неустанно следили за врагом.

– Мои солдаты все время мастерят нечто вроде перископа, чтобы иметь возможность скрытно вести наблюдение за японцами, да у них что-то не получается, – вместо приветствия обратился к артиллеристам вышедший навстречу Шметилло. – Может быть, вы и тут поможете мне?

– Я привел нашего инженера, он и окажет вам полное содействие, – указал Гудима на Звонарева.

Капитан поблагодарил и предложил артиллеристам зайти выпить чаю.

– Где Харитина [39] [39] Харитина Евстафьевна (в романе ошибочно названа Федосеевной) Короткевич (? – 1904) – героиня Порт-Артура, женщина, служившая рядовым седьмой роты Тринадцатого Восточносибирского полка. ? – оглянулся капитан. – Пусть разогреет чай.

– Ушедши в тыл, – отозвался денщик.

– Это что еще за баба появилась у нас, ясновельможный пан? – улыбнулся Гудима, закручивая усы.

– Вдова-солдатка, добровольно пошла в полк рядовым. Носит солдатскую одежду и числится стрелком. Непривередлива и очень храбра. Несколько раз ходила в штыки, на моих глазах приколола японца, а как разойдется, то и я побаиваюсь ее!

– Обязательно познакомлюсь с ней, – решил Гудима.