Эмилио Сальгари - Жемчужина Лабуана

— Вы хотите, чтобы нас убили, капитан? — сказал он. — Подумайте, что на палубе еще двести человек, и все вооружены.

— И то правда, — согласился Сандокан, отбросив подальше от себя прут. — Что делать, Тигр укрощен!..

Три человека, сошедшие в трюм, приближались к ним. Один был офицер, возможно, командир корабля, два другие — матросы.

По знаку своего начальника, матросы примкнули штыки и наставили карабины на пиратов.

Презрительная улыбка появилась на губах Тигра Малайзии.

— Неужели вы боитесь? — спросил он. — Или вы спустились, господин лейтенант, чтобы познакомить меня с этими двумя вояками?.. Их ружья меня как-то не впечатляют, так что можете обойтись и без этого потешного спектакля.

— Я знаю, что Тигр Малайзии не труслив, — отвечал лейтенант, — я просто принял меры предосторожности.

— Но я ведь безоружен, сударь.

— Но больше не в цепях, мне кажется.

— Я не такой человек, чтобы носить браслеты на запястьях.

— Какая изумительная сила, однако!

— Бросьте болтать, сударь, и сразу переходите к делу.

— Меня послали узнать, не нужна ли вам врачебная помощь.

— Я не ранен.

— Но вы же получили удар по голове.

— Хватило и моего тюрбана, чтобы защитить меня.

— Какой человек! — воскликнул лейтенант с искренним восхищением.

— Вы кончили?

— Нет еще, Тигр Малайзии.

— Ну так ближе к делу.

— Меня прислала сюда одна женщина.

— Марианна? — вскричал Сандокан.

— Да, леди Гвиллок, — сказал лейтенант.

— Она жива? — быстро спросил Сандокан, и кровь бросилась ему в лицо.

— Да, Тигр Малайзии. Я спас ее в тот момент, когда ваше судно уходило под воду.

— О!.. Расскажите мне о ней, умоляю вас!..

— А зачем? Я бы посоветовал вам забыть ее, сударь.

— Забыть ее! — вскричал Сандокан. — О нет!.. Никогда!

— Леди Гвиллок потеряна для вас. На что вы еще можете надеяться?

— Это правда, — со вздохом прошептал Сандокан. — Я приговорен к смерти, не так ли?

Лейтенант не ответил, но его молчание служило подтверждением.

— Так было предначертано, — сказал Сандокан. — Мои победы должны были привести меня к смерти. Мне их никогда не простят. Куда вы меня везете?

— На Лабуан.

— Меня там повесят?

И на этот раз лейтенант промолчал.

— Можете мне сказать это прямо, — усмехнулся Сандокан. — Тигр Малайзии никогда не дрожал перед смертью.

— Я знаю. Все знают, что храбрее нет человека на Борнео.

— Тогда скажите мне все.

— Вы не ошиблись, вас повесят.

— Я бы предпочел смерть солдата.

— Расстрел, не так ли?

— Да, — отвечал Сандокан.

— А я бы вместо этого сохранил вам жизнь и поставил командовать индийскими войсками, — сказал лейтенант. — Отважные люди так редки в наше время.

— Благодарю за доброе намерение, но от смерти оно меня не спасет.

— К сожалению, сударь. А что же вы хотите? Мои соотечественники всегда боялись вас и не смогли бы жить спокойно, даже если бы вы были отсюда далеко.

— А ведь я, лейтенант, когда вы на меня напали, собирался распрощаться с Момпрачемом и своей пиратской жизнью, — сказал Сандокан, — покинуть эти моря и уехать далеко, но не потому, что боюсь ваших соотечественников, а ради Марианны. Но судьба не захотела этого — ведь я не создан для счастья. Ну что ж, убейте теперь меня: я сумею умереть, как мужчина.

— Значит, вы не любите больше леди Гвиллок?

— Как я могу не любить ее! — воскликнул Сандокан страстно. — Вы даже не можете представить себе эту любовь! Я бросил ради нее Момпрачем и сделал бы это еще тысячу раз. Дайте мне свободу, но без Марианны — и я откажусь. Чего больше вы хотите?.. Я безоружен, я здесь почти один, но будь у меня малейшая надежда спасти Марианну, я бы проломил даже борта вашего корабля, я бы вышвырнул всех вас в море!

— Нас здесь больше, чем вы думаете, — сказал лейтенант чуть насмешливо. — Мы знаем, на что вы способны, и приняли меры, чтобы обезвредить вас. Даже не пытайтесь бежать: все будет бесполезно. Одна ружейная пуля может убить человека, даже самого сильного в мире.

— Я бы предпочел ее той смерти, что ждет меня на Лабуане, — сказал Сандокан с мрачным отчаянием.

— Я думаю, Тигр Малайзии.

— Но мы пока не на Лабуане, и до этого что-то еще может случиться.

— Что вы хотите сказать? — спросил лейтенант, насторожившись. — Не думаете ли вы о самоубийстве?

— А вам-то что за дело? Умру я тем способом или другим, результат будет одинаков.

— Пожалуй, и я бы не стал вам мешать, — сказал лейтенант участливо. — Признаюсь, мне было бы тяжело видеть вас повешенным.

Сандокан минуту помолчал, глядя на лейтенанта пристально, точно оценивая искренность его слов, потом спросил:

— Вы не будете противодействовать, если я покончу с собой?

— Нет, — отвечал лейтенант. — Такому доблестному человеку, как вы, я бы не отказал в подобной услуге.

— Тогда считайте меня мертвым.

— Я, однако, не могу предложить вам средство покончить с жизнью.

— У меня есть с собой все необходимое.

— Наверное, какой-нибудь яд?

— Мгновенный. Но прежде чем перейти в иной мир, я бы хотел просить вас об одной услуге.

— Человеку в вашем положении нельзя отказать ни в чем.

— Я бы хотел в последний раз увидеть Марианну.

Лейтенант молчал.

— Умоляю вас, — настаивал Сандокан.

Лейтенант молча покачал головой.

— Я получил приказ держать вас отдельно, — наконец сказал он. — И потом я думаю, что было бы лучше и для вас, и для леди Марианны помешать вам увидеться. Зачем заставлять ее плакать?

— Вы мне отказываете из утонченной жестокости, — сказал ему Сандокан. — Не думал, что храбрый моряк может стать таким палачом.

Лейтенант побледнел.

— Клянусь вам, у меня есть строжайший приказ, — ответил он. — Мне жаль, что вы сомневаетесь в моих словах.

— Извините меня, — сказал Сандокан.

— Я не держу на вас зла и, чтобы доказать, что никогда не имел ненависти против такого храбреца, как вы, обещаю привести сюда леди Гвиллок. Но вы причините ей только боль, вот увидите.

— Я ни словом не обмолвлюсь ей о самоубийстве.

— Тогда что же вы хотите сказать ей?

— Я оставил в тайном месте бесценные сокровища, и ни одна душа не знает, где они.

— И вы бы хотели оставить их ей?

— Да, чтобы она располагала ими, как ей захочется. Лейтенант, когда я смогу увидеть ее?

— Еще до вечера.

— Спасибо, сударь.

— Обещайте мне, однако, что вы не скажете ей о самоубийстве.

— Даю слово. И все же подумайте, какая жестокость, приходится умереть, когда счастье с любимой было уже так близко!

— Да, сударь.

— Лучше бы я открыл кингстоны и утопил мой праос в открытом море. По крайней мере я бы опускался в морские глубины, обнимая мою невесту.

— А куда вы направлялись, когда наши суда напали на вас?