Олег Гончаров - Боярин

Труба между тем еще разок взвизгнула и тоже замолчала. Стоим мы, рты разинули и понять никак не можем, что ж это такое было.

Но вскоре разгадка сама собой пришла, или, точнее, приехала.

Перед ложной вешкой всадник показался, а за ним еще десятка два конников. И все в броне. Все при оружии. Вот кого разбойники испугались. А нам что же? Снова к бою готовиться или обойдется?

Остановились конники, на нас уставились. А мы на них смотрим. Полупырились так друг на друга, а потом один из них, худой и на вид болезный, чуть вперед коня протронул и руки вверх поднял.

– Кто… есть… вы? – громко крикнул.

Тут Стоян руки домиком сложил, к лицу поднес и гаркнул что-то на языке, мне непонятном.

– Это он говорит, – пояснил мне Рогоз, – что мы из Нова-города в Великий Булгар с товаром идем.

Всадник тронул поводья и направил коня в воду. Двое ратников присоединились к нему, вынули, на всякий случай, кривые мечи из ножен. Знакомы мне были такие мечи. Когда мы с Баяном за Григорием ходили, с такими уже встречались. Один даже верой и правдой мне послужил. Тяжеловат был, не то что Эйнаров подарок, но мне тогда не до привередства было. По мечам я и определил, что булгары нам на выручку пришли и налетчиков отогнали.

Кони ногами со дна муть подняли, рыбешек-верхоплавок распугали, зафыркали от радости, что в зной такой в реку окунулись. Подъехали всадники к ладье, старший снова что-то выкрикнул и рукой махнул. Стоян в ответ затараторил быстро, то на берег, то на ладью, то на вешку ложную показывает. Объясняет, значит, как нас вороги на мель заманили да добром купеческим поживиться хотели. Рассмеялся булгарин, своим подмигнул, а потом, подумав, Стояну головой закивал. Купец, не мешкая, калиту с пояса снял и ратнику протянул.

– Понятно, – шепнул мне Рогоз. – Это мордва [15]озорует. Они вешки возле мелей ставят, чтобы ладьи грабить. Булгарин нас до Pa-реки проводить согласился. Ну, а Стоян ему серебро за услугу посулил – пять кун сейчас и пять после того, как до реки доберемся.

– Ого! – удивился я. – Не велика ли плата?

– Не, – помотал головой гребец, – Стоян лишнего от себя не оторвет. И потом, с ними, – кивнул он на всадников, – нам спокойнее будет.

– А ты откуда булгарский язык знаешь?

– Эка невидаль, – пожал плечами Рогоз. – Я немало по свету белому походил, немало рек веслами вычерпал, много народов повидал. Вот помню…

– Погоди, – перебил я его, а сам в булгарина повнимательней вгляделся. – Слава тебе, Даждьбоже.

– Ты чего это Дающего славишь?

– Есть за что, – коротко ответил я.

И действительно было за что Покровителя поблагодарить. Он же мне в руки ниточку дал, за которую я теперь ухватиться должен и держать ее изо всех сил.

– Ох, темнишь ты чего-то, Добрын, – Рогоз топор свой с плеча снял, под лавку его засунул.

– Булгарскому языку меня выучишь? – спросил я его.

– И на кой тебе?

– Как на кой? В Булгар придем, я там девку какую-нибудь себе выгляжу, а столковаться не смогу.

– Будет тебе, – отмахнулся старик. – Ты, вон, Просолу байки рассказывай, а мне-то не надо воду в уши заливать, мне и без того мокро.

– Это ты разбойников испугался? – попробовал отшутиться я.

– Взопрел, брехню твою от правды отличая. Хватит лясы точить. Вон, кормчий нам рукой машет. Сигай с ладьи, нужно ее с мели стягивать, – и бултыхнулся в реку.

Конники между тем на берег вернулись, а я вслед за Рогозом за борт прыгнул. Хороша водичка! С головой меня прохлада окатила, и дышать легче стало, да и жить вроде как теперь поудобней будет.

– Полно тебе, Рогоз, на меня кукожиться, – пошел я на мировую, пока кормчий на конька [16]петлю из вервья накидывал.

– А чего ты тут выкобениваешься? – Гребец бороду намокшую огладил, а на меня не смотрит, дуется. – Ломаешься, словно девка красная.

– Ладно, – согласился я. – Расскажу тебе, зачем мне в Булгар надобно. Все расскажу без утайки. Ты только меня языку булгарскому обучи. Обучишь?

Стоит Рогоз, вода с него ручьями бежит, а он точно и не замечает ее. Думает. Потом сказал:

– Путь неблизкий, а ты парень хваткий, может, и успеешь выучиться… Пошли в тягло впрягаться. – А сам улыбнулся и меня водой обрызгал, простил, значит.

Так и пошли дальше вместе – мы по реке, а булгары по суше. А вокруг леса да пущи поднимаются, кое-где дебри непролазные прямо к воде спускаются, так что приходилось конникам обходы искать. Порой на день, а то и на два оставляли они нас, а потом глядишь – снова появились – предводитель рукой нам с берега машет.

Шли неторопливо, разбойных людей не боялись, а течение нас к Pa-реке несло, ветерок попутный вперед подталкивал, с веслами потеть и не нужно вовсе, вот и было у меня время, чтобы у Рогоза языку чужому обучиться.

Я, как и обещался, гребцу про жизнь свою рассказал и подивился, когда узнал, что многое Рогоз и сам знает.

– Откуда? – спросил я его.

– Слухами земля полнится, – ответил старик. – Я ведь сразу понял, что на простолюдина ты не похож, да виду не подал. Коли надо тебе в тайне себя содержать, так зачем же с расспросами лезть? А правду люди бают, что… – И наплел мне еще целый короб небылиц всяческих о моем житье-бытье.

Посмеялся я тогда от души.

– Нет, – говорю. – Не волот я былинный, а человек обычный, так же как и ты, кашу ем и по нужде великой за борт задницу свешиваю. Никто меня живой и мертвой водой не обмывал, и за единый дых я чашу в полтора ведра не осилю. Это брешут люди [17].

– Я и сам знаю, что брешут, – смеялся вместе со мной Рогоз. – Но о тебе все одно народ шумит, знать, надежу на тебя большую возлагает. Ты уж помни это. А жену свою отыщешь. Это мужиков в Булгаре не сильно жалеют, а баб наших они приберегают. Перед продажей и кормят сытно, и работой не утруждают, чтоб товар вид и цену не терял. Ух, вражины! – вдруг выругался старик и зло на берег глянул, где ратники булгарские стан для ночлега разбивать начали.

– И потом, – продолжил он, – ростом малых и волосом светлых они особо ценят. Ну а ведъмина искра [18]в ее глазах – примета верная.

– Так ведь я уже один след нащупал, – сказал я и осекся: «Ну кто меня за язык тянул!»

Старик, конечно, поинтересовался, что за след такой. Но я нитку путеводную покрепче в кулаке зажал и не стал старику все выкладывать. Может быть, побоялся, что удачу спугну? А может, не захотел его в дела мои вмешивать.

– Ну, как знаешь! – снова обиделся он, но поостыл вскорости.

А затем Рогоз за обучение мое взялся. Перво-наперво ругани обучил. Слова обидные легче всего запоминаются.

Потом в торговом деле нужное заучивалось: «за что отдашь?», «дорого», «не обманывай», «недовес»…

А уже после мы к другим словам подступились: «земля», «вода», «небо», «любовь»…

И наконец, добрались до главного: «где она?», «как ее найти?», «отдай, не то хуже будет!»…