Елизавета Дворецкая - Ветер с Варяжского моря

– Для меня немалая честь то, что ты зовешь меня к себе. Я согласен, я построю тебе еще десять таких кораблей, как «Медведь», и еще лучше. А за это я попрошу – отдай мне мою дочь. Твои викинги захватили ее сегодня вместе с другими, вырвали ее у меня из рук. Эти раны я получил, когда пытался защитить ее. Верни мне ее, и я пойду с тобой!

– У тебя здесь есть дочь? – с удивлением спросил Эйрик ярл. – Ты обзавелся здесь семьей? А где же твоя жена?

– У меня нет жены, – задыхаясь от волнения, говорил Тормод, стараясь больше не лгать. – Ее мать умерла. У меня нет никого, кроме моей Асгерд, она моя жизнь, у меня больше ничего нет. Мне не жаль дома, не жаль серебра, но верни мне мою дочь!

– Сколько ей зим?

– Шестнадцать.

– Она красива?

– Она самая красивая девушка в Альдейгье.

– Красивая девушка в таких годах стоит не меньше двух марок серебра, – рассудил Эйрик ярл. – Я готов дать тебе даже больше. И наша сделка не равна – я отдаю то, что для меня недорого стоит, а ты получаешь то, что для тебя дороже всего на свете. Но пусть будет так, как ты хочешь. Ты знаешь, где она?

– Нет, – коротко ответил Тормод.

Он не верил в такое счастье. Если Загляда будет спасена, то для него не имели значения ни раны, ни разорение дома и потеря всего добра, нажитого за десятки лет.

– Как же ее теперь найти?

– Я найду, – заговорил Тормод, пытаясь подняться, но слабость и головокружение не позволяли ему даже опереться на локоть. – Я обойду все…

– Лежи! – Эйрик ярл положил ладонь ему на грудь и заставил лечь. – Если ты будешь искать ее сам, то я так и не получу обещанного. Есть же здесь кто-то, кто знает ее в лицо?

Тормод задумался, лихорадочно перебирая в памяти тех из обитателей Конунгаберга, кто знал Загляду в лицо. Вдруг дверь из гридницы резко распахнулась.

– Эйрик ярл! – позвал возбужденный, хриплый от, волнения голос, показавшийся Тормоду знакомым.

На пороге девичьей стоял Снэульв. Лицо его было полно тревожного изумления, а в руке он сжимал ожерелье Загляды – ряд медово-желтых сердоликов с пятью привесками из серебряных дирхемов, с перерезанным ремешком.

Наступила ночь, за маленькими окошками совсем стемнело. В клети царила непроглядная тьма. Постепенно пленники засыпали: женщины кое-как убаюкали детей и сами задремали, лежа на земле или прислонясь к стене. Теперь им ничего не оставалось, кроме как ждать, молить богов и чуров [177]о помощи. В тишине то там, то здесь иногда раздавался приглушенный плач, шепот, горькие причитания, но не видно было, кто это.

Загляда сидела на том же месте у стены. Догада спала, положив голову ей на колени, и Загляда однообразно гладила ее по волосам. Сама она не могла спать – горестные потрясения этого дня привели ее к какому-то оцепенению, которое мешало сну. Ей казалось, что если она заснет, то этот сон обернется ее смертью. Было жаль тратить на бесчувствие последнее время свободы. Пока она не продана – она не рабыня. Но думать о будущем Загляда сейчас не могла – впечатления сегодняшнего дня пока вытесняли все. Прошлое уже казалось где-то далеко, а будущее… Обрывки мыслей о рабском рынке где-нибудь за морем, о чем Загляда слышала от отца, о чужом доме… Где? В Норэге или у арабов? Это было слишком тяжело и страшно, Загляда гнала прочь эти образы, иначе ужас раздавил бы ее. Она не могла представить себя рабыней. Не для такой доли ее растили.

Прислонясь головой к бревенчатой стене, Загляда ловила звуки, долетавшие со двора. Там горел костер, в клеть залетали с ветерком запахи дыма и жареного мяса. Часто раздавались голоса сторожей. Но шум битвы стих, даже возле Олеговой крепости не было слышно ничего. Вся Ладога была в руках Эйрика ярла.

На дворе зазвучали голоса, но было слишком далеко, чтобы разбирать слова. А потом послышался еще один голос, возле самой двери в клеть, и Загляда вздрогнула так сильно, что чутко спавшая Догада проснулась и подняла голову. А Загляду вдруг бросило в жар, она задрожала, лицо ее загорелось. Это голос Снэульва. Ни с каким другим она не могла его спутать. И это чувство – она здесь, запертая с будущими рабынями, а он там, среди тех, кто осиротил и поработил их, – наполнило ее болью, стыдом, ненавистью к нему и к себе. Ей помнился Снэульв, которого она любила, помнился до последней черточки, до крошечного родимого пятнышка над уголком рта, которое она тоже любила. И словно кто-то посторонний злыми сильными руками вколачивал ей в душу: «Он враг, враг, разбойник и убийца! Он – враг!» И Загляда дрожала, ей хотелось метаться, биться о стену, чтобы выбросить из себя, как отравленную стрелу, память о любви и нынешнюю боль. Подумать только, она любила его! Хотела быть его женой! Подарила ему обручье!

Загляда вцепилась в золотое кольцо у себя на пальце, попыталась его сорвать. Там, на дворе Середы, викинг с отметиной на лбу не догадался посмотреть ее опущенные и связанные за спиной руки и не заметил кольца. Загляда и сама забыла о нем, а сейчас вспомнила, и оно показалось ей раскаленным. Но крепко скрученная проволока не поддавалась дрожащим пальцам. Загляда чуть не заплакала, вспомнив, как сам Снэульв закрутил ее в день их сговора. Раньше она не знала, что боль в сердце может мучить сильнее ожога.

– Нам нужна одна девушка, наверное, она у вас! – разобрала она за стеной клети.

Перестав терзать палец с кольцом, Загляда замерла и стала слушать. Это говорил Снэульв. Ведь он и раньше спрашивал о ней. Зачем он пришел? За своей частью добычи?

– А ты-то кто такой? – неодобрительно отозвался уже знакомый голос низкорослого викинга с копьем, сторожившего пленниц. – Здесь все только из добычи нашего корабля. Много здесь таких ходит – девчонку им попригляднее. Вот поделят, тогда и будут вам девчонки.

– Эйрик ярл прислал нас за ней. Торгнюр Белый согласен ее отдать, – сказал еще один голос. – Открой, Отрюгг. Ключ у тебя?

– А, это ты, Лейв! – сторож узнал человека из дружины своего корабля. – Раз Торгнюр велел… Если что, я на тебя скажу.

Заслышав лязг ключа в замке, многие из женщин проснулись и подняли головы. А Загляда сжалась, опустила лицо – ей хотелось превратиться в мышь и спрятаться, не попадаться ему на глаза. И она уже была уверена, что пришли за ней.

Дверь открылась, в клеть упали отблески огня от костра на дворе. В дверной проем стремительно ворвался знакомый силуэт Снэульва. Сделав два шага, он остановился и стал быстро оглядывать сидящих и лежащих женщин.

– Саглейд! – тревожно позвал он. – Ты здесь? Где ты?

– Она здесь, если это она. – Вслед за ним вошел еще один человек, держа в руке горящий факел.

При свете Загляда узнала викинга в шлеме с железными наглазьями, который оставил ей амулеты Тормода и посадил Догаду на лошадь. Теперь он поднял факел повыше, стараясь осветить всю клеть.