Иван Майский - Близко-далеко

Месяца три спустя Таня получила письмо с какой-то замысловатой заграничной маркой. Она разорвала конверт, и оттуда выпал небольшой листок бумаги, густо исписанный не совсем твердым английским почерком.

«Моя дорогая, незабвенная Танья, – писала Майя (письмо было от нее), – как я счастлива, что Люсиль Маклин прислала мне ваш адрес! Я ей так благодарна, так благодарна… Сотни и тысячи раз за те годы, что прошли со времени вашего отъезда с острова Девы, я вспоминала вас и думала о вас, и мне так хотелось что-нибудь узнать о вас и рассказать вам о себе».

Дальше Майя кратко сообщала о важнейших событиях своей жизни. Она получила медицинские книги, отправленные ей Таней из Лондона. Она тщательно их изучила и после того твердо решила сделаться врачом. Окано удалось убедить туземную общину в необходимости дать Майе возможность окончить медицинский факультет за границей. Майя провела пять лет в Мексике, стала врачом, вернулась домой и теперь лечит своих сородичей на острове Девы. Здесь она вышла замуж за одного из учеников Окано, имеет двух детей – мальчика и девочку – и чувствует себя вполне счастливой. Письмо заканчивалось следующими словами:

«Я часто думаю, что, если бы я не встретилась тогда с вами, дорогая Танья, ничего этого не случилось бы. Я осталась бы навсегда темной островитянкой и не узнала бы своего счастья. Я бесконечно благодарна вам, Танья… Чтобы всегда, каждодневно, помнить о том, чем я обязана вам, я назвала свою дочку вашим именем. Надеюсь, что и ей, и моему мальчику будет легче жить, чем жилось нам, их родителям… В мире многое изменилось… Многое изменилось и на нашем острове по сравнению с тем, что было при вас… Перемены к лучшему – не без борьбы, конечно, – продолжаются и будут продолжаться».

Таня ответила Майе теплым, дружеским письмом, в котором рассказала обо всем, что случилось с ней после отъезда с острова Девы, и как живет она теперь.

Совсем недавно Потапов вместе с несколькими другими советскими инженерами посетил Англию для размещения здесь заказов правительства СССР. Он был изумлен и обрадован, когда на одном из заводов, взявших на себя исполнение этих заказов, встретился со старым другом – инженером Таволато. Карло за эти годы чуть-чуть пополнел, в его иссиня-черных волосах блеснула седина, но в общем он мало изменился. По-прежнему это был бронзоволикий красавец далеких южных земель. Таволато тоже был очень рад вновь увидеть Потапова и пригласил его к себе домой. Александр Ильич охотно согласился. Таволато жил в небольшом, хорошо устроенном коттедже, какие обычно занимают английские интеллигенты средней руки, и, видимо, чувствовал себя вполне удовлетворенным. Мэри встретила Потапова с распростертыми объятиями. Она выглядела несколько старше и солидней, чем во времена острова Девы, но, как и все англичанки ее возраста, сумела сохранить стройность фигуры и тонкость талии. Потапов провел у Таволато целый вечер, и все трое вдоволь наговорились о прошлом и настоящем.

Мэри рассказала, что по приезде в Англию у супругов Таволато вначале положение было трудное. Хотя отец Мэри очень скоро устроил Карло на работу, но продолжал относиться к нему холодно и не хотел признавать законность его брака со своей дочерью. Местное «общество» также закрыло перед ними свои двери. Однако супруги Таволато не унывали.

– Танья была права, – с горячностью говорила Мэри, – когда при прощании в Ливерпуле убеждала меня в том, что и в Англии есть люди, для которых цвет кожи не имеет значения. В поисках таких людей нам сильно помог Ричи – помните его? – который в конце войны вернулся домой. Были среди наших новых друзей и коммунисты, и некоммунисты… Это «общество» нас вполне удовлетворяло, и, когда позднее отец даже изменил свое отношение к Карло и примирился с тем, что мой брак с Карло является браком «на всю жизнь», мы не пошли в его «общество», куда он теперь хотел нас ввести… Зачем оно нам?.. У нас нет с ним ничего общего!

– А что делает Ричи? – спросил Потапов.

– Ричи, – ответил Карло, – сейчас читает лекции в лондонской школе экономических наук… Он не член компартии, но, как мне кажется, по своим взглядам очень близок к коммунистам.

Вмешалась Мэри и с оживлением добавила;

– Вскоре после войны Ричи женился на очаровательной девушке… У них теперь трое детей, старшие двое уже в школе.

– А о сэре Вильямс Драйдене вы ничего не знаете? – поинтересовался Александр Ильич.

– Мы с ним больше никогда не встречались, – ответила Мэри, – но из газет я знаю, что он недавно умер… Мой отец рассказывал, что после возвращения в Англию сэр Вильям стал «твердолобым» консерватором и с особенной враждебностью относился к вашей стране…

Потом беседа перешла на настроения супругов Таволато. Душа Мэри, подобно душам многих современных английских интеллигентов, была полна сомнений и колебаний. Ей очень хотелось верить в счастливое будущее человечества, и она боялась в это верить, чтобы не испытать горечи разочарования.

Карло, сначала молча слушавший свою жену, потом вдруг заволновался и с непривычной для него твердостью и ясностью (когда дело касалось политических вопросов) заговорил:

– Дорогая Мэри, ты должна верить!.. Посмотри, что делается в моей родной Африке. Еще несколько лет назад почти весь этот огромный и богатый континент являлся важнейшим тылом империализма. Английские, американские, французские, португальские, бельгийские колонизаторы жестоко угнетали африканские народы, буквально, как пауки, высасывали из них кровь… А теперь?.. Теперь две трети Африки уже свободны, по крайней мере, политически свободны… Больше 30 новых африканских государств входят сейчас в ООН… И все это совершилось только на протяжении каких-нибудь 5–6 лет!.. Когда я смотрю на карту Африки, когда я думаю, что захватившая сейчас Африку национально-революционная буря уже в течение самых ближайших лет захватит в свой круговорот весь африканский континент, я чувствую и понимаю, что великие исторические ветры нашей эпохи неодолимы. Я верю, что социализм победит капитализм!

Лицо Карло раскраснелось, глаза ярко горели, в голосе зазвенели стальные нотки.

– Браво, Карло! – воскликнул Потапов и захлопал в ладоши. – Твоими устами гласит истина… Вижу, что ты сильно изменился со времен острова Девы… – И, впадая в философский тон, Александр Ильич заключил: – Везде в жизни происходят большие перемены…

Да, везде в жизни происходят большие перемены, но, пожалуй, нигде они не были так велики, как в жизни наших арабских и африканских знакомых.

Лейтенант Хикмет, с которым Макгрегор познакомил Петрова в Багдаде, не случайно расспрашивал Степана о советской стране. В последующие годы он много думал о том, что услышал от Петрова, и много читал по вопросам военным и политическим. В начале 50-х годов он вступил в одну из тайных военных организаций, существовавших в иракской армии. Хикмет так и не решил вопроса, прав или не прав его брат Джевад, заранее требуя полной ясности в вопросе о путях развития страны после ее освобождения от британского ига, но зато с каждым днем, с каждым месяцем в нем все больше разгоралась ненависть к этому игу. С особенной злобой Хикмет относился к Нури-Саиду, установившему кровавый террор в Ираке. В рядах военной организации, членом которой стал Хикмет, было много разных людей разных взглядов, но всех объединяла ближайщая цель: низвергнуть режим Нури-Саида и ликвидировать зависимость страны от Англии. Что же касается более отдаленного будущего, то члены военной организации о нем вообще не думали или думали очень мало, а Хикмет в таких случаях говорил себе: «Сначала уничтожим Нури-Саида, а там видно будет, что делать».